| Пелопоннесское восстание | |||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
|||||||||||
| Противники | |||||||||||
| Греческие повстанцы Российская империя |
Османская империя | ||||||||||
Пелопоннесское восстание (также Второе пелопоннесское восстание, Морейское восстание, в западной литературе — Орловское восстание англ. Orlov Revolt, греч. Ορλωφικά) — восстание, поднятое греками полуострова Пелопоннес против Османской империи в 1770 году. Подготавливалось и активно поддерживалось Российской империей. Начало восстания было приурочено к первой архипелагской экспедиции русского флота в ходе русско-турецкой войны (1768—1774).
Содержание |
После второй морейской войны территория Пелопоннеса вновь оказалась в составе Османской империи. Возвращение Пелопоннеса турками ускорило распад военно-ленной системы хозяйствования, существовавшей на полуострове.[1] На полуострове начал складываться класс крупных греческих землевладельцев. Начался рост сельскохозяйственного производства. Греческие товары (зерно, хлопок, табак, шелк-сырец, воск, меха, шкуры) имели устойчивый спрос в промышленно развитых странах Западной Европы. Торговля с европейскими странами осуществлялась, главным образом, через морские порты Османской Греции (Месолонги, Галаксиди, Салоники и Янина).[1] В это же время в руки греков начинает переходить большая часть внутренней торговли и перевозок в Македонии, Эпире, Фессалии и западном побережье Центральной Греции.[2].
В то же время, возрастает конкуренция греческих купцов с иностранными торговцами.[1] Существовавший в Османской империи режим капитуляций являлся дискриминационным по отношению к местным купцам. Если таможенная пошлина для иностранных купцов была установлена на уровне 3 %, то для подданных султана она равнялась 5 %.[1] Кроме того, если иностранные купцы платили пошлину лишь однажды при пересечении границы Османской империи, то местные жители были вынуждены платить пошлину при посещении каждого турецкого порта.[1] В это время всё чаще посещавшие Западную Европу греческие купцы отмечали почти полное отсутствие гарантий частной собственности для купеческого сословия в Османской империи. Наконец, относившиеся к немусульманскому сословию империи (Райя), греки находились в более уязвимом и угнетаемом положении.
Экономический рост Османской Греции в XVIII веке, расширение её связей с христианскими европейскими государствами, одновременно с существующими в Османской империи дискриминационными законами в отношении христианского населения, способствовало созданию предпосылок для национально-освободительного восстания среди греков Пелопоннеса.
Османам так и не удалось утвердить свою власть над некоторыми горными районами Греции, которые продолжали оказывать сопротивление турецким войскам. Особое место среди этих очагов сопротивления занимала горная область Пелопоннеса — Мани.[1]
В 1760-х годах Россия начала проявлять интерес к региону Средиземного моря и к положению христианских народов под властью Османской империи. Во второй половине XVIII века южную Греции и острова Эгейского моря посетили несколько российских агентов:[3] молдаванин, владевший турецким языком, Хаджи-Мурат, венецианский грек Иван Петушнин, будущий русский посол в Константинополе Василий Томара, который вёл разведку под прикрытием археологических изысканий.[4][5]
В 1763 году тогдашний фаворит Екатерины II Григорий Орлов по своей частной инициативе[3] отправил в Грецию двух эмиссаров — греческого купца из Петербурга Мануила Саро и поручика артиллерии Георгия Папазоли ,[6] для того чтобы прощупать настроения маниотов и других греков, на случай возможной войны с Османской империей.[7] Ещё по дороге в Грецию, в Италии они познакомились с купцом с острова Кефалиния Иваном Палатино. Показав ему грамоту Екатерины II на греческом языке, в которой говорилось «Ея Императорское Величество, ревнуя о благочестии, желает стенящий под игом варварским православный народ избавить, посылает от себя ево, Папазола, чтоб уверил о всевысочайшей к ним милости и покровительстве, а притом изведал бы о желании и состоянии сих народов»,[1] они вместе с Палатино отправились в Морею. Подвергнувшиеся по пути нападению триполитанских корсаров и спасшиеся благодаря И. Палатино, который отдал им свои документы, они прибыли в Морею, где развернули активную деятельность. Они посетили Ксеромеро[8], Химару[9], Мани, где М.Саро, встретился с одним из главных капитанов маниотов Георгием Мавромихалисом и крупнейшим морейским землевладельцем Панайотисом Бенакисом.[1] Везде русские эмиссары собирали информацию о возможности восстания христианских народов против турецкого владычества. Вернувшись в мае 1765 года в Санкт-Петербург М.Саро составил отчёт,[10] в заключении которого указал:[11]
| По моему усердию, смею представить и о том, чтоб отправить в Средиземное море (Архипелоус тоже) против турок десять российских военных кораблей, и на них нагрузить пушек довольное число. Где, коль скоро бы завидели греки толь великое множество, сообщились с российскими греческий немалые суда. Только б удовольствованы были пушками, ибо они теми недостаточны. Об них же можно сказать, что они народ смелой и храброй |
Необходимо отметить, что сообщения российских эмиссаров, этнических греков, создавали преувеличенное представление о силе народного сопротивления иноземным поработителям, что отрицательно сказалось на подготовке Архипилагской экспедиции российского флота.[1]
В начале 1768 года значительно обострились русско-турецкие отношения. В Санкт-Петербурге началось активное обсуждение возможности привлечения греков к борьбе против турок. Противником подобной инициативы оказался глава русской внешней политики Никита Панин.[12] Однако, в конце концов Екатерина принимает сторону братьев Орловых. Весной 1768 года она направляет в Венецию в качестве поверенного в делах России при Венецианской республике и итальянских дворах маркиза Пано Маруцци, в том числе поручив ему информировать русское правительство о положении дел в подконтрольных Османской империи христианских землях. Наконец, тогда же, ранней весной 1768 года, под видом лечения, в Италию с тайной миссией отправляется Алексей Орлов. Его сопровождает брат Федор и два офицера, один из которых вскоре оказался в Черногории, где попытался провести набор воинских отрядов, предназначенных поддержать российские операции в Средиземноморье.[13]. Оказавшись в Италии в окружении греко-эмигрантов Алексей Орлов преувеличил возможности и силу морейских греков в борьбе против османского правительства. Так, он писал своему брату Григорию:
| Труда же для меня, по-видимому, как мне кажется, очень мало стоить будет привесть этот народ против турчан и чтоб они у меня в послушании были. Они храбры, любят меня и товарищей моих много за единоверие; все повеленное мною хотят делать |
Деятельность русской агентуры не ограничивалась только Пелопоннесом, но и распространялась также и на Черногорию, Албанию и Дунайские княжества, где русские агенты подбивали местное население к восстанию.[14]
В начале ноября 1768 года, ещё до подписания манифеста об объявлении войны, Григорий Орлов высказал предложение послать эскадру к берегам Эгейского моря, поднять и поддержать восстание проживавших там православных народов против турок[15]. Существует мнение, что идея впервые была высказана будущим руководителем экспедиции графом Алексеем Орловым, братом Григория, а Григорий лишь поддержал её и донёс до Екатерины [16].
12 (23) ноября 1768 года на заседании Совета Григорий Орлов уже обстоятельно изложил своё мнение об экспедиции в Средиземное море. Предложение было принято. Алексей Орлов был назначен командующим экспедицией в должности генерала-аншефа.
Алексей Орлов писал Григорию о задачах подобной экспедиции и войны в целом[15]:
| Если уж ехать, то ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых от ига тяжкого. И скажу так, как в грамоте государь Пётр I сказал: а их неверных магометан согнать в степи песчаные на прежние их жилища. А тут опять заведется благочестие, и скажем слава Богу нашему и всемогущему |
При внесении проекта экспедиции в Совет при императрице Григорий Орлов формулировал своё предлжение так:[17]
| послать, в виде вояжа, в Средиземное море несколько судов и оттуда сделать диверсию неприятелю |
В. Уляницкий обратил внимание, что организаторы и идеологи архипелагской экспедиции постоянно колебались относительно ее назначения. Если Орловы действительно стремились прежде всего к освобождению христианских народов и объединению их под российским протекторатом, то Екатерина изначально рассматривала посылку флота и подготавливаемые восстания во вражеском тылу скорее как военную диверсию.[15] и писала И. Г. Чернышову:
| Я турецкую империю подпаливаю с четырех углов |
Однако, по мере продвижения флота к берегам Греции Екатерина стала озвучивать более серьёзные планы. Так, в царском манифесте от 19 (30) января 1769 года говорилось:
| Наше удовольствие будет величайшее видеть христианские области из поносного порабощения избавляемые и народы, руководством нашим вступающие в следы своих предков, к чему мы и впредь все средства подавать не отречемся, дозволяя им наше покровительство и милость, для сохранения всех тех выгодностей, которые они своим храбрым подвигом в сей нашей войне с вероломным неприятелем одержат |
А в грамоте от 29 января (9 февраля) 1769 года уточнялось:[1]
| Ударяйте уже на общаго нашего врага согласными сердцами и совокупными силами, — призывала императрица, — продолжая и простирая ополчение и победы ваши даже до самого Константинополя... Изжените оттуда остатки агарян со всем их злочестием и возобновите православие в сем ему посвященном граде! ...Настал к тому час удобный, ибо вся громада неверных будет в удалении в нашей стороне и там совершенно упражняема дарованными нам от Бога силами. Кроме того, что число благочестивых обывателей как на твердой земле, так и на островах Архипелага несравненно везде превосходит число неверных и что они, без сомнения, с охотою и радостию к подвигу вашему приобщаясь, силы ваши собою и имуществом своим гораздо умножать будут, обещаем мы вам всем всякое от нас по дальности мест возможное подкрепление и вспомоществование... |
Тогда же у Екатерины появляются надежды получить постоянную военно-морскую базу для российского флота в Средиземном море:
| хотя б и ничего иного не сделали, то бы тем самым вы много для переду предуспели, если б доставили России в руки порт в тамошнем море, который стараться будем при мире удержать.... Под видом же коммерции он всегда будет иметь сообщение с нужными народами во время мира, и тем, конечно, сила наша не умалится в тамошнем краю |
17 (28) февраля 1770 года эскадра адмирала Г. А. Спиридова в составе трёх линейных кораблей («Евстафий», «Три святителя» и «Иануарий»), и двух фрегатов («Соломбал» и «Летучий») прибыла к берегам Мореи. 18 февраля эскадра бросила якорь в порту Витула, где её ожидал нанянтый Алексеем Орловым 36-ти пушечный венецианский фрегат «Св. Николай». На борту эскадры находилось 2500 человек.
20 февраля Фёдор Орлов освятил в местном монастыре греческие знамёна и привёл к присяге на верность союзу с Россией греческих добровольцев. Греки были разделены на два легиона (Спартанские легионы): Восточный и Западный, которые незамедлительно приступили к боевым действиям.
Восточный легион под командой капитана Баркова и лейтенанта Псаро, грека родом с острова Миконос [18],в составе 10 русских солдат и около 1000 греческих добровольцев[19] 22 февраля отправился к Мистре.[20] Разбив 26 февраля (8 марта) по пути турецкий отряд численностью около 1000 человек у деревни Бердани[20], отряд 27 февраля (9 марта)[21] прибыл к Мистре и после 9-дневной осады взял крепость в которой находился двухтысячный турецкий гарнизон.[20] Греки устроили в Мистре страшную резню, бросая с минаретов даже маленьких детей.[20]. Эта жестокость греков значительно осложнила последующие действия союзников в Мореи, вынудив турок к упорному сопротивлению.[22]
Оставив в Мистре отряд в 500 человек, Барков с остальными силами 26 марта (6 апреля) выступил и без боя овладел Леонтари, где его ожидало посланное графом Орловым подкрепление в 27 человек с двумя пушками. Сюда стали стекаться к Баркову и греки и к концу марта в восточном легионе было уже 8000 человек.[19]
Однако, 29 марта (9 апреля) в районе Триполицы в Аркадии совместный отряд из около 600 русских и более 7 тысяч греческих повстанцев потерпел поражение от турок под командованием Муссин-заде, потеряв около 2000 человек,[20] и вынужден был отойти к Мистре[23], а вскоре оставить и её. После ухода русских войск город был захвачен и разорён албанскими отрядами.
В это же время западный легион под командованием князя Петра Долгорукова в состав которого входили 10 русских солдат овладел Каламатой и Аркадией, взяв в плен около 2000 турок, и очистил от турок всю Мессинию.
Пока действовали спартанские легионы, адмирал Спиридов стал искать место опорной базы для русского флота. Выбор пал на крепость Корон. 1 марта недалеко от неё был высажен десант, насчитывающий 587 человека под командованием Фёдора Орлова.[24] К отряду присоединились 2000 греков-добровольцев. Под прикрытием корабельной артиллерии войска начали возводить батареи. Не имея достаточных сил для штурма крепости греко-русские силы приступили к долговременной осаде и строительству подземной галереи для подведения мины под крепостную стену.
25 марта к Короне прибыла русская эскадра под командованием контр-адмирала Ельманова с линейным кораблём «Европа».
2 апреля турки разрушили законченную подземную галерею и шансы на овладение Короной были сведены на нет. Прибывший 14 (25) апреля из Италии в Морею, Алексей Орлов распорядился снять осаду крепости, тем более что к тому времени пал Наварин. 13 апреля войска отступили от Короны.
После соединения двух эскадр 29 марта два корабля («Иануарий», «Три святителя») и фрегат («Святой Николай») под общим командованием И. А. Ганнибала были отправлены для осады Наварина.
Действия против Наварина начались 30 марта (9 апреля), русские корабли были встречены с крепости сильным огнем. Войдя в залив русские корабли остановились на якоре в пушечном расстоянии от города. На возвышенном месте находящемся с восточной стороны города была немедленно построена 8-пушечная батарея из орудий 24-фунтового калибра; а другая батарея из 2-х также 24-фунтовых пушек была устроена на высоте, лежащей при входе в залив с западной стороны[25]. Огонь с батарей был настолько силён, что в стене крепости образовался весьма значительный пролом. В это время к десанту присоединился пришедший сюда ещё раньше из Аркадии Западный легион под командованием князя Долгорукого. Турецкий губернатор приказал сдать город, 10 (21) апреля русские заняли Наварин. В крепости были найдены 7 знамён, 42 медные пушки, 3 мортиры, 800 пудов пороха и другие припасы[26]. Наваринская бухта временно стала базой русского флота. Бухта была очень удобной для стоянки флота, она была надёжна защищена от штормов выступающим мысом.
Невозможно было обустроить долговременную базу в Наваринской бухте без контроля над ближайшей к Наварину крепостью Модон.
В связи с этим для захвата Модона Орлов отправил 18 (29) апреля князя Юрия Долгорукова с отрядом в 1300 человек (в основном греков и албанцев) с 4 пушками и двумя единорогами. Расчёт на внезапность нападения на крепость не оправдался, турки были предупреждены разведчиками и приготовились к обороне. Для осады крепости с моря Орлов отправил Грейга на линейном корабле «Трёх Иерархов» и с двумя фрегатами «Святой Николай» и «Надежда Благополучия». С кораблей на берег перевезли 22 крупных орудия и устроили две батареи на берегу и ещё одну на острове, расположенном к востоку от крепости. С 29 апреля (9 мая) по 5 (16) мая русские постоянно обстреливали крепость, в результате в ней образовалась значительная брешь.
Но 3 (14) мая к Модону приблизились 2000 янычар, посланных Муссин-заде из-под Триполицы.[27] Против них Долгоруков выставил заслон из недисциплинированых греческих повстанцев. При первом натиске неприятеля греческие отряды дрогнули; русский десант держался ещё около 5 часов, но бороться против 8 тысяч турецких войск он не смог. Турки овладели береговой батареей, русский отряд отступил к Наварину. При отступлении десантом были потеряны все орудия, убито было свыше 200 человек (в том числе 5 офицеров), ранено более 300 (в том числе генерал-майор князь Долгоруков и 16 офицеров). На следующий день после ухода десанта перешли в Наварин и участвовавшие в осаде Модона суда[25].
После этого турецкий отряд направился к Наварину и осадил крепость. 20 (31) мая турки взорвали водопровод. Из-за военной слабости союзных греческих повстанцев в Морее, проблем с питьевой водой и уязвимости с суши базы русского флота со стороны приближающейся из под Мизитры сильной турецкой армии Орлов принял решение полностью перенести боевые действия в Эгейское море и 23 мая (3 июня) взорвал крепость в Наварине. Русские войска оставили Морею.
Первые успехи спартанских легионов и русских войск вызвали более воодушевление у греков Мореи. Новые очаги восстания, которые возглавили коджабаши и епископы, вспыхнули по всему полуострову. Пока русские войска осаждали Корону и Наварин жители Ионических островов Занте (Закинф), Корфу (Керкира) и Кефалиния напали на Патры и после 20-дневной осады взяли город и практически полностью уничтожили его. В руках повстанцев оказался портовый город западного побережья Месолонги. Численность восставших превысило 10 тысяч. Под предводительством Даскалоянниса вспыхнуло восстание на Крите, где выступили против турок горцы Сфакьи. Вспыхнуло восстание в Эпире, где число восставших превысило 24 тысячи. В горных областях Фессалии и Македонии начали регулярные вылазки клефты. Значительный отряд македонских греков с боем прошёл через Коринфский перешеек и присоединился к морейским грекам.[28] Начались волнения и на севере — в Сербии, Черногории и Далмации.
Мустафа III был очень обеспокоен положением в Морее. По его приказу с Дунайского театра военных действий была отозвана крупная часть резерва. Это способствовало успехам русской армии, возглавляемой генерал-фельдмаршалом П. А. Румянцевым, на севере. Прибывшие на Пелопоннес албанские войска, не встречая сопротивления, очистили от повстанцев Мессалонги, Патры и Анжелику, где вырезали практически всё население.[29]
Несмотря на эвакуацию русских войск из Мореи, греки не прекратили борьбу. Вскоре они взяли Гостуны, где находился турецкий гарнизон численностью 650 человек. Отряд македонян численностью 5000 человек захватил Коринф и пресек сообщение турков в Мореи с Эпиром, Албанией и Македонией.
Однако успехи повстанцев носили временный характер. Вскоре турки заняли большую часть Пелопоннеса и вторглись в Мани (англ.).
В решающем сражении между 40000-м турецким и 12000-м греческим войском греки нанесли туркам решительное поражение. Вскоре после битвы греки захватили крепость Арт и сохранили контроль над Мани.[30]
В остальной части Мореи продолжали сражаться остатки легионов, возглавляемые Стефаном Мавромихали и Антонием Псаро. Но вскоре в неравной битве с янычарами отряд А. Псаро был разбит. Такая же судьба постигла и отряд С. Мавромихали. Те, кому удалось выйти из окружения и благополучно достичь берега, были взяты на корабли подошедшей русской эскадры. За спасение знамени легионов Антоний Псаро был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса[31].
После разгрома А. Псаро и С. Мавромихали многие участники восстания ушли в горы и там продолжили борьбу за свою независимость. И если на побережье янычары восстановили порядок довольно быстро, то в горных районах Пелопоннеса их присутствие долгое время было чисто символическим. Повстанцы, контролируя ключевые крепости (Триполис и Мистрас), могли не особенно беспокоиться о судьбе Мани.
Основными причинами провала восстания была недооценка русским командованием силы турок в Греции и переоценка ими греческих повстанцев. Между тем, повстанцы, несмотря на их многочисленность, были слабо организованы и плохо вооружены. Немногочисленные русские войска не смогли организовать снабжение греческих повстанцев оружием, боеприпасами, организовать их обучение.
Кроме того, даже имевшиеся в распоряжение русского командования силы использовались крайне нерационально. Вместо того чтобы подкрепить силы, действовавшие во внутренних районах Морей, русские войска, вместе с наиболее боеспособными из греков — маниотами, — безуспешно осаждали турецкие крепости на юге Мореи. Как позднее признавал сам Алексей Орлов:[1]
| ...нужно было начать с того, чтобы утвердиться во внутренности Морей; береговые крепости пали бы тогда сами собою, ибо русский флот преграждал бы им сообщение с морем, а турецкий флот не был ещё снаряжен и находился в Константинополе и Дарлинеллах |
Поражение восстания имело тяжелые последствия для населения Пелопоннеса. Эта богатая греческая провинция подверглась опустошению, многие ее жители стали жертвами насилий и террора. Были разрушены и разграблены многие города, сожжены тысячи оливковых и тутовых деревьев, остались необработанными поля. Спасая свою жизнь, тысячи греков укрылись в горах, бежали на острова и даже в Малую Азию. В целом, по подсчетам греческого исследователя М. Сакеллариоса, было убито, продано в рабство или покинуло страну 40 тыс. человек — или около 15 % всего тогдашнего греческого населения Мореи.[1]
В то же время, несмотря на тактическое поражение, войска А. Г. Орлова выполнили свою главную задачу: они отвлекли на себя удар значительной части турецкой армии, дав тем самым возможность П. А. Румянцеву успешно провести наступление на Дунае.[1]
Всю вину за поражение восстания А. Г. Орлов пытался взвалить на греков. Он писал Екатерине II:[1]
| Здешние народы льстивы, обманчивы, непостоянны, дерзки, трусливы, лакомы к деньгам и добыче, так что ничто удержать не может их к сему стремлению. Легковерие и ветреность, трепет от имени турок суть не из последних также качеств наших единоверцев |
С подачи Алексея Орлова и Екатерина сочла греков виновниками поражения в Морее:[1]
| Когда морейские греки столь худо подражали примеру храбрости, мужества и твердости, коим вы обще руководствовались, и не хотели извлечь себя из-под ига порабощения, их собственным духом робости, неверности и обмана над ними сохраняемого; то вы весьма благоразумно и прозорливо сделали, что, оставя их собственному жребию, обратили соединенные наши морские силы на преследование морем неприятеля |
Однако русские историки не согласились с объяснением А. Г. Орлова о причинах неудачи действий в Морее. С. М. Соловьев отверг обвинение греков в трусости:[1]
| Греки, с которыми имел дело Орлов, не были трусами, но при условиях своего быта они не были способны к наступательному движению, к битвам в чистом поле; они были храбры, неодолимы в войне оборонительной, при защите искусственных или природных укреплений |
По словам же В. А. Уляницкого, для Екатерины II греки являлись только орудием ее военных планов, и вся экспедиция была, в сущности, результатом увлечения.
Греческие историки не принимают во внимание объяснения А. Г. Орлова, считают, что Пелопоннесское восстание было отвлекающими военными действиями в русско-турецкой войне, оплаченными греческой кровью, подчёркивают, что у восстания не было объективных предпосылок для успеха, что русско-греческие силы были малыми, без плана и организации[32],но несмотря на это считают восстание рубежом для последующих событий, вплоть до Греческой революции 1821 года.
Английский историк Дуглас Дакин пишет, что до французской революции и наполеоновских войн надежды греков на помощь в освобождении были обращены к единоверной России. Это способствовало деятельности российских агентов, которые вели пропаганду среди греков о возрождении Византийской империи. Среди них был Папазолис, русский офицер от артиллерии, родом из городка Сиатиста, Западная Македония. Именно он, с братьями Орловыми, разработал оптимистический план восстания на Пелопоннесе, для содействия военных операций России против Турции в 1769 году.[33]. Согласно Дугласу Дакину, Папазолис был скорее горячим греческим патриотом, нежели агентом на службе российских интересов. Для того чтобы ускорить события он заверил императрицу Екатерину о готовности маниатов поддержать действия русских и подделал подписи их вождей, в то время как в действительности маниаты заявили ему, что они не в состоянии вести военные действия за пределами своих гор. Таким образом с появлением немногочисленных российских кораблей у берегов Пелопоннеса в феврале 1770 года, удалось сформировать только 2 легиона с ограниченным числом, в 200 и 1200 бойцов соответственно. Сам Папазолис сконцентрировал свои усилия на клефтах и арматолах горы Олимп и своей родной Македонии, с целью оказать с севера помощь Пелопоннесу. Но силы русских, против ожиданий греков, были незначительны, а силы греческих повстанцев не соответствовали обещаниям Папазолиса русским. Последние недели восстания Дакин описывает следующим образом:«Хотя русские сделали Наварин своей базой, тысячи греческих беженцев прибывших сюда, чтобы избежать резни нашли ворота его крепостей закрытыми»[34].
Последующие события современный греческий историк А.Вакалопулос описывает следующим образом: «неудачи повстанцев и их постоянные трения с русскими, вынудили последних сесть на корабли и оставить греков на произвол их разъяренных врагов»[35]. Подавление восстания было предоставлено иррегулярным албанцам, которые со временем стали терроризировать не только греческое, но и турецкое население. Греческое и турецкое население Пелопоннеса обратилось совместно к султану о избавлении от этого бича и наконец, почти через 10 лет, в 1779 году султан приказал капудану паше Хасану очистить Пелопоннес от иррегулярных албанцев.
Русско-турецкая война 1768—1774 годов завершилась подписанием мирного договора 10/21 июля 1774 года (Кючук-Кайнарджийский мирный договор), который Вакалопулос называет «настоящим подвигом российской дипломатии», поскольку он давал право России вмешиваться во внутренние дела Османской империи[36].
Печальный результат «национальной перипетии» 1770 года и её трагические результаты потрясли души греков, поколебали их ориентацию на Россию и разочаровали многих. Одним из них был Косма Этолийский, который стал ориентировать греческую нацию на новые идеалы, сделав предпосылкой для освобождения поднятие морального и духовного уровня греческого народа[37].
Результатом восстания стал и исход греческого населения, в основном из Пелопоннеса и Архипелага, и создание греческих общин на новых территориях юга России и в Австро-Венгрии[38]. Греческий историк Д. Фотиадис пишет, что было бы неправильным считать что в результате этого восстания Греция расплатилась кровью ничего не выиграв. Фотиадис также упоминает Кючук-Кайнарджийский мирный договор, полученное Россией право вмешиваться в защиту православного населения и подчёркивает, что право полученное кораблями греческих судовладельцев нести российский флаг, стало одним из основных факторов становления греческого флота, сыгравшего важную роль в Освободительной войне 1821—1829 гг.[39].
В последующей русско-турецкой войне отвлекающие военные действия в Архипелаге взял на себя Кацонис, Ламброс с его греческими моряками, при содействии клефтов, которыми командовал Андруцос, Андреас. 9 января 1792 года Россия подписала Ясский мирный договор.Возмущённый тем, что в очередной раз, решив свои задачи, Россия бросила греков, Кацонис продолжил войну сам. Таким образом Пелопоннесское восстание 1770 года и военные действия греков в Архипелаге 1789—1793 г.г. лишили греков иллюзий о иностранной помощи, предопределили их ориентацию на свои силы, результатом чего стала Греческая революция 1821 года[40].
С середины XVIII столетия и в дальнейшем большая часть внутренней торговли и перевозок в Македонии, Эпире, Фессалии и западном побережье Центральной Греции начинает переходить в руки греков и к концу этого столетия фактически находится под их контролем… В результате торгово-мореходных операций, все более и более значительного масштаба, около середины XVIII века создаются первые серьёзные греческие капиталы, которые начинают конкурировать с иностранными не только на рынках Леванта, но и за их пределами, претендуя на преимущественное положение в осуществлении внешней торговли
.svg){kind=link}
