Об имени и названиях, связанных с ним — Иван Грозный (значения)

Иоа́нн IV Васи́льевич (прозвание Ива́н Гро́зный; 25 августа 1530, село Коломенское^[2] под Москвой — 18 марта 1584, Москва) — великий князь Московский и всея Руси с 1533, первый царь всея Руси (с 1547) (кроме 1575—1576, когда «великим князем всея Руси» номинально был Симеон Бекбулатович).

Старший сын великого князя Московского Василия III и Елены Глинской. По отцовской линии происходил из московской ветви династии Рюриковичей, по материнской — от Мамая, считавшегося родоначальником литовских князей Глинских^[3][4]. Бабка по отцу, Софья Палеолог — из рода византийских императоров^[5]. Предание гласит, что в честь рождения Иоанна была возведена Церковь Вознесения в Коломенском.

Номинально стал правителем в 3 года. После восстания в Москве 1547 года правил с участием круга приближённых лиц, регентским советом — «Избранной Радой»^[6]. При нём начался созыв Земских соборов, составлен Судебник 1550 года. Проведены реформы военной службы, судебной системы и государственного управления, в том числе внедрены элементы самоуправления на местном уровне (Губная, Земская и другие реформы). Были покорены Казанское и Астраханское ханства, присоединены Западная Cибирь, Область войска Донского, Башкирия, земли Ногайской Орды.

В 1560 году Избранная рада была упразднена, её главные деятели попали в опалу, и началось полностью самостоятельное правление царя. Вторая половина правления Ивана Грозного была отмечена полосой неудач в Ливонской войне и учреждением опричнины, в ходе которой был нанесён удар старой родовой аристократии и укреплены позиции поместного дворянства. Иван IV правил дольше всех стоявших во главе Российского государства — 50 лет и 105 дней.

Ранняя биография

Детство великого князя

Согласно установленному на Руси праву престолонаследия великокняжеский престол переходил к старшему сыну монарха, однако Ивану («прямое имя» по дню рождения — Тит) было всего три года, когда его отец великий князь Василий III серьёзно заболел. Ближайшими претендентами на трон, кроме малолетнего Ивана, были младшие братья Василия. Из шестерых сыновей Ивана III осталось двое — князь Старицкий Андрей и князь Дмитровский Юрий.

Предвидя скорую смерть, Василий III сформировал для управления государством «седьмочисленную» боярскую комиссию (именно к опекунскому совету при малолетнем великом князе впервые стало применяться название «Семибоярщина», чаще в современности ассоциирующееся исключительно с олигархическим боярским правительством эпохи Смутного Времени в период после свержения царя Василия Шуйского^[8]). Опекуны должны были беречь Ивана, пока он не достигнет 15 лет. В опекунский совет вошли князь Андрей Старицкий — младший брат отца Ивана, М. Л. Глинский — дядя великой княгини Елены и советники: братья Шуйские (Василий и Иван), Михаил Захарьин, Михаил Тучков, Михаил Воронцов. По замыслу великого князя, этим должны были сохраниться порядок правления страной доверенными людьми и уменьшиться распри в аристократической Боярской думе^[9]. Существование регентского совета признаётся не всеми историками, так по версии историка А. А. Зимина, Василий передал ведение государственных дел Боярской думе, а опекунами наследника назначил М. Л. Глинского и Д. Ф. Бельского^[10]. Мамкой для Ивана была назначена А. Ф. Челяднина.

Василий III умер 3 декабря 1533 года, а уже через 8 дней бояре избавились от основного претендента на трон — дмитровского князя Юрия^[11].

Опекунский совет управлял страной меньше года, после чего его власть начала рушиться. В августе 1534 года произошёл ряд перестановок в правящих кругах. 3 августа князь Семён Бель­ский и опытный военачальник окольничий Иван Ляцкий оставили Серпухов и отъехали на службу к литовскому князю. 5 августа был арестован один из опекунов малолетнего Ивана — Михаил Глинский, который тогда же умер в тюрьме^[11]. За соумышленничество с перебежчиками были схвачены^[12] брат Семёна Бельского Иван и князь Иван Воротынский с детьми. В этом же месяце был арестован и ещё один член опекунского совета — Михаил Воронцов. Анализируя события августа 1534 года, историк С. М. Соловьёв делает вывод, что «все это было следствием общего негодования вельмож на Елену и её любимца Оболенского».

Попытка Андрея Старицкого в 1537 году захватить власть^[13] окончилась неудачей: запертый в Новгороде с фронта и тыла, он был вынужден сдаться^[14][15] и закончил жизнь в тюрьме^[16].

В апреле 1538 года 30-летняя Елена Глинская умерла, а через шесть дней бояре (князья И. В. Шуйский и В. В. Шуйский с советниками^[17]) избавились и от Оболенского. Митрополит Даниил и дьяк Федор Мищурин, убежденные сторонники централизованного государства и активные деятели правительства Василия III и Елены Глинской^[18], были немедленно отстранены от управления государством. Митрополит Даниил был отправлен в Иосифо-Волоцкий монастырь, а Мищурина «бояре казнили…не любя того, что он стоял за великого князя дела»^[19].

«Многие промеж бояр бяше вражды о корыстех и о племенех, всяк своим печется, а не государьским», так описывает летописец годы боярского властвования, в которые «кийждо себе различных и высочайших санов желаху… и нача в них бытии самолюбие, и неправда, и желание хищения чужого имения. И воздвигоша велию крамолу между себе, и властолюбия ради друг друга коварствоваху… на своих другов востающе, и домы их и села себе притежаша и сокровища свои наполниша неправедного богатства»^[20].

В 1545 году, с приходом 15-летнего возраста, Иван достиг совершеннолетия, таким образом, став полноправным правителем. Одним из сильных впечатлений царя в юности были «великий пожар» в Москве, уничтоживший свыше 25 тысяч домов, и Московское восстание 1547 года. После убийства одного из Глинских, родственника царя, бунтовщики явились в село Воробьёво, где укрылся Великий Князь, и потребовали выдачи остальных Глинских. С большим трудом удалось уговорить толпу разойтись, убеждая её, что Глинских в Воробьёве нет. Едва опасность миновала, царь приказал арестовать главных заговорщиков и казнить их.

Венчание на царство

13 декабря 1546 года Иван Васильевич впервые высказал Макарию намерение жениться (подробнее см. ниже), а перед этим венчаться на царство «по примеру прародителей»^[21]

Ряд историков (Н. И. Костомаров, Р. Г. Скрынников, В. В. Кобрин, К. О. Сушко, К. В. Разва, С. С. Исаченко) полагают, что инициатива принятия царского титула не могла исходить от 16-летнего юноши. Скорее всего, важную роль в этом сыграл митрополит Макарий. Упрочнение власти царя также было выгодно его родне по материнской линии^[22]. В. О. Ключевский придерживается противоположной точки зрения, подчёркивая рано сформировавшееся у государя стремление к власти. По его мнению, «политические думы царя вырабатывались тайком от окружающих», идея о венчании стала полной неожиданностью для боярства.

Древнее византийское царство с его боговенчанными императорами всегда было образцом для православных стран, однако оно пало под ударами неверных. Москва в глазах русских православных людей должна была стать наследницей Царьграда — Константинополя. Торжество самодержавия олицетворяло и для митрополита Макария торжество Православной веры. Так сплелись интересы царской и духовных властей (Филофей). В начале XVI века все большее распространение получает признание и идея божественного происхождения власти государя. Одним из первых об этом заговорил Иосиф Волоцкий. Иное осмысление власти государя протопопом Сильвестром позднее привело к ссылке последнего. Мысль о том, что самодержец обязан во всем подчиняться Богу и его установлениям, проходит через всё «Послание царю».

16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония венчания, чин которой был составлен самим митрополитом^[23]. Митрополит возложил на него знаки царского достоинства — крест Животворящего Древа, бармы и шапку Мономаха; Иван Васильевич был помазан мирром, а затем митрополит благословил царя.

Позднее, в 1558 году Константинопольский патриарх Иоасаф II сообщал Ивану Грозному, что «царское имя его поминается в Церкви Соборной по всем воскресным дням, как имена прежде бывших Византийских Царей; это повелено делать во всех епархиях, где только есть митрополиты и архиереи», «а о благоверном венчании твоем на царство от св. митрополита всея Руси, брата нашего и сослужебника, принято нами во благо и достойно твоего царствия». «Яви нам, — писал Иоаким, патриарх Александрийский, — в нынешние времена нового кормителя и промыслителя о нас, доброго поборника, избранного и Богом наставляемого Ктитора святой обители сей, каков был некогда боговенчанный и равноапостольный Константин… Память твоя пребудет у нас непрестанно не только на церковном правиле, но и на трапезах с древними, бывшими прежде Царями»^[24].

Царский титул позволял занять существенно иную позицию в дипломатических сношениях с Западной Европой. Великокняжеский титул переводили как «принц» или даже «великий герцог». Титул же «царь» в иерархии стоял наравне с титулом император^[25].

Безоговорочно титул уже с 1554 года предоставлялся Ивану Англией. Сложнее стоял вопрос о титуле в католических странах, в которых крепко держалась теория единой «священной империи». В 1576 году император Максимилиан II, желая привлечь Грозного к союзу против Турции, предлагал ему в будущем престол и титул «всходного [восточного] цесаря». Иоанн IV отнесся совершенно равнодушно к «цесарству греческому», но потребовал немедленного признания себя царем «всея Руси», и император уступил в этом важном принципиальном вопросе, тем более, что ещё Максимилиан I признал царский титул за Василием III, именуя Государя «божиею милостью цесарем и обладателем всероссийским и великим князем»^[26]. Гораздо упорнее оказался папский престол, который отстаивал исключительное право пап предоставлять королевский и иные титулы государям, а с другой стороны, не допускал нарушения принципа «единой империи». В этой непримиримой позиции папский престол находил поддержку у польского короля, отлично понимавшего значение притязаний Московского Государя. Сигизмунд II Август представил папскому престолу записку, в которой предупреждал, что признание папством за Иваном IV титула «Царя всея Руси» приведёт к отторжению от Польши и Литвы земель, населённых родственными московитам «русинами», и привлечёт на его сторону молдаван и валахов. Со своей стороны Иоанн IV придавал особенное значение признанию его царского титула именно Польско-Литовским государством, но Польша в течение всего XVI века так и не согласилась на его требование. Из преемников Ивана IV его мнимый сын Лжедимитрий I использовал титул «императора», но Сигизмунд III, посадивший его на московский престол, официально именовал его просто князем, даже не «великим»^[27].

После коронации родня царя упрочила своё положение, добившись значительных выгод, однако после Московского восстания 1547 года род Глинских потерял всё своё влияние, а юный правитель убедился в разительном несоответствии между его представлениями о власти и реальным положением дел.

Внутренняя политика

Реформы Ивана IV

С 1549 года вместе с Избранной радой (А. Ф. Адашев, митрополит Макарий, А. М. Курбский, протопоп Сильвестр) Иван IV осуществил ряд реформ, направленных на централизацию государства: Земскую реформу, Губную реформу, провел преобразования в армии. В 1550 году был принят новый судебник, который ужесточил правила перехода крестьян (размер пожилого был увеличен). В 1549 году был созван первый Земский собор. В 1555—1556 Иван IV отменил кормления и принял Уложение о службе.

Судебник и царские грамоты предоставляли крестьянским общинам право самоуправления, раскладки податей и надзора за порядком.

При Иване Грозном был запрещён въезд на территорию России еврейских купцов. Когда же в 1550 году польский король Сигизмунд-Август потребовал, чтоб им был дозволен свободный въезд в Россию, Иоанн отказал в таких словах: «в свои государства Жидом никак ездити не велети, занеже в своих государствах лиха никакого видети не хотим, а хотим того, чтобы Бог дал в моих государствах люди мои были в тишине безо всякого смущенья. И ты бы, брат наш, вперёд о Жидех к нам не писал»^[28], поскольку они русских людей «от христианства отводили, и отравные зелья в наши земли привозили и пакости многие людям нашим делали»^[29][30].

С целью устроить типографию в Москве царь обратился к Кристиану II с просьбой выслать книгопечатников, и тот прислал в 1552 году в Москву через Ганса Миссингейма Библию в переводе Лютера и два лютеранских катехизиса^[31], но по настоянию русских иерархов план короля по распространению переводов в нескольких тысячах экземпляров был отвергнут^[32].

В начале 1560-х годов Иван Васильевич произвел знаковую реформу государственной сфрагистики. С этого момента в России появляется устойчивый тип государственной печати. Впервые на груди древнего двуглавого орла появляется всадник — герб князей Рюрикова дома, изображавшийся до того отдельно, и всегда с лицевой стороны государственной печати, в то время как изображение орла помещалось на оборотной: «Того же году (1562) февраля в третий день Царь и Великий Князь печать старую меньшую, что была при отце его Великом Князе Василии Иоанновиче, переменил, а учинил печать новую складную: орел двоеглавый, а среди его человек на коне, а на другой стороне орел же двоеглавый, а среди его инърог». Новая печать скрепила договор с Датским королевством от 7 апреля 1562 года^[33].

Реформа военной организации

В 1550 году «избранная тысяча» московских дворян получила поместья в пределах 60—70 км от Москвы. В том же году было учреждено постоянное пешее стрелецкое войско, вооружённое пищалями, бердышами и саблями. Стрелецкие части были полурегулярными, поскольку стрельцы самостоятельно вели хозяйство, хотя и получали жалованье. Стрельцы делились на московских и городовых, выделялись стремянные стрельцы. Командирами стрелецких частей назначались «дети боярские». Оценки общей численности стрельцов колеблются от 10 до 25 тыс.чел.^[34]

«Приговор о местничестве» способствовал значительному укреплению дисциплины в войске, повышению авторитета воевод, особенно не знатного происхождения, и улучшению боеспособности русского войска, хотя и встретил большое сопротивление родовой знати^[35].

Русская артиллерия эпохи Ивана Грозного была разнообразна и многочисленна. Дж. Флетчер в 1588 году писал:

Полагают, что ни один из христианских государей не имеет такой хорошей артиллерии и такого запаса снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить подтверждением Оружейная палата в Москве, где стоят в огромном количестве всякого рода пушки, все литые из меди и весьма красивые^[36].

«К бою у русских артиллеристов всегда готовы не менее двух тысяч орудий…» — доносил императору Максимилиану II его посол Иоанн Кобенцль^[37]. Московская летопись пишет: «…ядра у больших пушек по двадцати пуд, а у иных пушек немного полегче». Самая крупная в Европе гаубица — «Кашпирова пушка», весом 1200 пудов и калибром в 20 пудов, — принимала участие в осаде Полоцка в 1563 году. Также «следует отметить ещё одну особенность русской артиллерии 16 столетия, а именно — её долговечность», — пишет современный исследователь Алексей Лобин. «Пушки, отлитые по повелению Иоанна Грозного, стояли на вооружении по нескольку десятилетий и участвовали почти во всех сражениях XVII века»^[38].

Опричнина

Причины введения опричнины

По мнению советских историков А. А. Зимина и А. Л. Хорошкевич, причина разрыва Ивана Грозного с «Избранной радой» состояла в том, что программа последней оказалась исчерпанной^[39]. В частности, была дана «неосмотрительная передышка» Ливонии, в результате чего в войну втянулось несколько европейских государств. Кроме того, царь не был согласен с идеями деятелей «Избранной рады» (в особенности, Адашева) о приоритетности завоевания Крыма по сравнению с военными действиями на Западе^[40]. Наконец, «Адашев проявил излишнюю самостоятельность во внешнеполитических сношениях с литовскими представителями в 1559 г.»^[41] и в итоге был отправлен в отставку. Следует отметить, что подобные мнения о причинах разрыва Ивана с «Избранной радой» разделяют далеко не все историки. Так, Н. И. Костомаров видит истинную подоплеку конфликта в отрицательных особенностях характера Ивана Грозного, а деятельность «Избранной рады» напротив оценивает весьма высоко^[42]. В. Б. Кобрин также полагает, что личность царя сыграла здесь решающую роль, однако в то же самое время увязывает поведение Ивана с его приверженностью программе ускоренной централизации страны, противостоящей идеологии постепенных перемен «Избранной рады»^[43]. Историки считают, что выбор первого пути обусловлен личным характером Ивана Грозного, не желавшего слушать людей, не согласных с его политикой. Таким образом, после 1560 г. Иван становится на путь ужесточения власти, который привел его к репрессивным мерам^[44].

По мнению Р. Г. Скрынникова, знать легко бы простила Грозному отставку его советников Адашева и Сильвестра, но она не желала мириться с покушением на прерогативы боярской Думы^[45]. Идеолог боярства Курбский самым решительным образом протестовал против ущемления привилегий знати и передачи функций управления в руки приказных (дьяков): «писарям русским князь великий зело верит, а избирает их ни от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичей или от простого всенародства, а то ненавидячи творит вельмож своих»^[46].

Новые недовольства князей, считает Скрынников, вызвал царский указ от 15 января 1562 года об ограничении их вотчинных прав, ещё больше чем прежде уравнивавший их с поместным дворянством^[47]. Вследствие этого в начале 1560-х гг. среди знати появляется стремление бежать от царя Ивана за границу. Так, дважды пытался бежать за рубеж и дважды был прощён И. Д. Бельский, были пойманы при попытке к бегству и прощены князь В. М. Глинский и И. В. Шереметев^[48]. Среди окружения Грозного нарастает напряженность: зимой 1563 года перебежали к полякам боярин Колычев, Т. Пухов-Тетерин, М. Сарохозин. Был обвинен в измене и сговоре с поляками, но после помилован наместник г. Стародуба В. Фуников^[49]. За попытку уйти в Литву смоленский воевода князь Дмитрий Курлятев был отозван из Смоленска и сослан в отдаленный монастырь на Ладожском озере^[50]. В апреле 1564 года в Польшу перебежал в опасении опалы Андрей Курбский, как позднее указывает в своих сочинениях сам Грозный, прислав оттуда Ивану обвинительное письмо.

В 1563 г. дьяк Владимира Андреевича Старицкого Савлук Иванов, посаженный князем за что-то в тюрьму, подал донос о «великих изменных делах» последнего, что тотчас нашло живой отклик у Ивана. Дьяк утверждал, в частности, что Старицкий предупредил полоцких воевод о намерении царя осадить крепость. Царь простил брата, но лишил части удела, а княгиню Ефросинью Старицкую 5 августа 1563 г. велел постричь в монахини Воскресенской обители на р. Шексне^[51]. При этом последней было позволено сохранить при себе прислугу, получившую несколько тысяч четвертей земли в окрестностях монастыря, и ближних боярынь-советниц, а также разрешены поездки на Богомолье в соседние обители и вышивка^[52]. Веселовский^[53] и Хорошкевич^[54] выдвигают версию добровольного пострижения княгини в монахини^[44][55].

В 1564 г. русское войско было разбито на р. Уле. Есть версия, что это послужило толчком к началу казней тех, кого Грозный счёл виновниками поражения: были казнены двоюродные братья — князья Оболенские, Михайло Петрович Репнин и Юрий Иванович Кашин. Считается, что Кашин был казнён за отказ плясать на пиру в скоморошьей маске, а Дмитрий Фёдорович Оболенский-Овчина — за то, что попрекнул Фёдора Басманова его гомосексуальной связью с царём^{[22][56][57][58][59][60]}, за ссору с Басмановым был казнён и известный воевода Никита Васильевич Шереметев^[44].

В начале декабря 1564, согласно исследованиям Шокарева^[61], была предпринята попытка вооружённого мятежа против царя, в которой принимали участие западные силы: «Многие знатные вельможи собрали в Литве и в Польше немалую партию и хотели с оружием идти против царя своего»^[62].

Учреждение опричнины

В 1565 году Грозный объявил о введении в стране Опричнины. Страна делилась на две части: «Государеву светлость Опричнину» и земство. В Опричнину попали, в основном, северо-восточные русские земли, где было мало бояр-вотчинников. Центром Опричнины стала Александровская слобода — новая резиденция Ивана Грозного, откуда 3 января 1565 года гонцом Константином Поливановым была доставлена грамота духовенству, боярской Думе и народу об отречении царя от престола^[63]. Хотя Веселовский считает, что Грозный не заявлял о своем отказе от власти^[64], но перспектива ухода государя и наступления «безгосударного времени», когда вельможи могут снова заставить городских торговцев и ремесленников всё делать для них даром, не могла не взволновать московских горожан^[65].

Указ о введении Опричнины был утверждён высшими органами духовной и светской власти — Освященным собором и Боярской Думой^[66]. Также есть мнение, что этот указ подтвердил своим решением Земский собор^{[67][68][69][70][71]}. Однако, по другим данным, члены Собора 1566 г. резко протестовали против опричнины, подав челобитную об отмене опричнины за 300 подписей; все челобитники были немедленно посажены в тюрьму, но быстро выпущены (как полагает Р. Г. Скрынников, благодаря вмешательству митрополита Филиппа); 50 подвергли торговой казни, нескольким урезали языки, трёх обезглавили^[72].

Первыми жертвами опричнины стали виднейшие бояре: первый воевода в Казанском походе А. Б. Горбатый-Шуйский с сыном Петром, его шурин Пётр Ховрин, окольничий П. Головин (чей род традиционно занимал должности московских казначеев), П. И. Горенский-Оболенский (младший брат его, Юрий успел спастись в Литве), князь Дмитрий Шевырёв, С. Лобан-Ростовский и др.^[73]

Началом образования опричного войска можно считать тот же 1565 год, когда был сформирован отряд в 1000 человек, отобранных из «опричных» уездов. Каждый опричник приносил клятву на верность царю и обязывался не общаться с земскими. В дальнейшем число «опричников» достигло 6000 человек. В Опричное войско включались также и отряды стрельцов с опричных территорий. С этого времени служилые люди стали делиться на две категории: дети боярские, из земщины, и дети боярские, «дворовые и городовые», то есть получавшие государево жалование непосредственно с «царского двора». Следовательно, Опричным войском надо считать не только Государев полк, но и служилых людей, набранных с опричных территорий и служивших под начальством опричных («дворовых») воевод и голов.

Шлихтинг, Таубе и Крузе упоминают 500—800 человек «особой опричнины». Эти люди в случае необходимости служили в роли доверенных царских порученцев, осуществлявшие охранные, разведывательные, следственные и карательные функции. Остальные 1200 опричников разделены на четыре приказа, а именно: Постельный, ведающий обслуживанием помещений дворца и предметами обихода царской семьи; Бронный — оружейный; Конюшенный, в ведении которого находилось огромное конское хозяйство дворца и царской гвардии; и Сытный — продовольственный^[74].

Летописец, по мнению Фроянова^[75], возлагает вину за беды, обрушившиеся на государство, на саму «Русскую землю, погрязшую в грехах, междоусобной брани и изменах»: «И потом, по грехом Руския всея земли, восташа мятеж велик и ненависть во всех людях, и междоусобная брань и беда велика, и государя на гнев подвигли, и за великую измену царь учиниша опричнину»^[76].

Будучи опричным «игуменом», царь исполнял ряд монашеских обязанностей. Так, в полночь все вставали на полунощницу, в четыре утра — к заутрене, в восемь начиналась обедня. Царь показывал пример благочестия: сам звонил к заутрене, пел на клиросе, усердно молился, а во время общей трапезы читал вслух Священное Писание. В целом, богослужение занимало около 9 часов в день^[77].

При этом есть свидетельства, что приказы о казнях и пытках отдавались нередко в церкви. Историк Г. П. Федотов считает, что «не отрицая покаянных настроений царя, нельзя не видеть, что он умел в налаженных бытовых формах совмещать зверство с церковной набожностью, оскверняя самую идею православного царства»^[78].

С помощью опричников, которые были освобождены от судебной ответственности, Иоанн IV насильственно конфисковывал боярские и княжеские вотчины, передавая их дворянам-опричникам. Самим боярам и князьям предоставлялись поместья в других областях страны, например, в Поволжье^[63].

К посвящению в сан митрополита Филиппа, произошедшему 25 июля 1566 года, им была подготовлена и подписана грамота, согласно которой Филипп обещал «в опричнину и царский обиход не вступаться и, по поставлении, из-за опричнины… митрополии не оставлять»^[79].

Введение опричнины ознаменовалось массовыми репрессиями: казнями, конфискациями, опалами. В 1566 г. часть опальных была возвращена, однако после Собора 1566 г. и требований об отмене опричнины террор возобновился. Напротив Кремля на Неглинной (на месте нынешней РГБ) был построен каменный Опричный двор, куда переселился из Кремля царь.

В начале сентября 1567 года Грозный вызвал к себе английского посланника Дженкинсона и через него передал королеве Елизавете I просьбу о предоставлении убежища в Англии. Это было связано с известием о заговоре в земщине, поставившем целью свергнуть его с престола в пользу Владимира Андреевича. Основой послужил донос самого Владимира Андреевича; Р. Г. Скрынников признает принципиально неразрешимым вопрос, действительно ли возмущенная опричниной «земщина» составила заговор, или все сводилось лишь к неосторожным разговорам оппозиционного толка. По этому делу последовал ряд казней, также в Коломну был сослан конюший боярин Иван Фёдоров-Челяднин, крайне популярный в народе своей неподкупностью и судейской добросовестностью (незадолго перед тем он доказал свою верность царю, выдав подосланного к нему польского агента с грамотами от короля).

С этими событиями связано публичное выступление митрополита Филиппа против царя: 22 марта 1568 г. в Успенском соборе он отказался благословить царя и потребовал отменить опричнину. В ответ опричники насмерть забили железными палками слуг митрополита, затем против митрополита был возбужден процесс в церковном суде. Филипп был извергнут из сана и сослан в Тверской Отрочь монастырь.

Летом того же года Челяднин-Фёдоров был обвинен в том, что якобы с помощью своих слуг собирался свергнуть царя. Фёдоров и 30 человек, признанные его сообщниками, были казнены. В царском Синодике опальным по этому поводу записано: Отделано <то есть убито — жаргонный термин опричников>: Ивана Петровича Федорова; на Москве отделаны Михаил Колычев да три сына его; по городам — князя Андрея Катырева, князя Федора Троекурова, Михаила Лыкова с племянником". Их поместья были разгромлены, все слуги перебиты: «Отделано 369 человек и всего отделано июля по 6-е число (1568)». По мнению Р. Г. Скрынникова, «Репрессии носили в целом беспорядочный характер. Хватали без разбора друзей и знакомых Челяднина, уцелевших сторонников Адашева, родню находившихся в эмиграции дворян и т. д. Побивали всех, кто осмеливался протестовать против опричнины». В подавляющем большинстве они были казнены даже без видимости суда, по доносам и оговорам под пыткой. Федорову царь собственноручно нанес удар ножом, после чего опричники его изрезали своими ножами^{[56][57][60][72]}.

В 1569 году царь покончил со своим двоюродным братом: он был обвинен в намерении отравить царя и казнен вместе со слугами, его мать Ефросиния Старицкая утоплена с 12 монахинями в реке Шексне.

Поход на Новгород и «розыск» о новгородской измене

В декабре 1569 г., подозревая новгородскую знать в соучастии в «заговоре» недавно убитого по его приказу князя Владимира Андреевича Старицкого и одновременно в намерении передаться польскому королю, Иван в сопровождении большого войска опричников выступил в поход против Новгорода.

Двинувшись на Новгород осенью 1569 года, опричники устроили массовые убийства и грабежи в Твери, Клину, Торжке и других встречных городах (было убито 1505 человек, в основном — сидевшие по темницам литовские и татарские пленники, а также выселенные из своих домов псковичи и новгородцы, застигнутые опричниками по дороге в Москву^[80]. В Тверском Отрочем монастыре в декабре 1569 Малюта Скуратов лично задушил^[81] митрополита Филиппа, отказавшегося благословить поход на Новгород^[57]. В Новгороде было казнено с применением различных пыток множество горожан, включая женщин и детей. Точный подсчёт жертв вёлся лишь на первых порах, когда Иван Грозный целенаправленно уничтожал местную знать и приказных, устроив суд в «Рюриковом городище» (было убито 211 помещиков и 137 членов их семей, 45 дьяков и приказных, столько же членов их семей). Среди убитых оказались: главные дьяки Новгорода К. Румянцев и А. Бессонов, боярин В. Д. Данилов, заведовавший пушечными делами, а также виднейший боярин Ф. Сырков, принимавший ранее участие в составлении «Великих Читей-Миней» и построивший на свои средства несколько церквей (его сначала окунули в ледяную воду Волхова, а затем живьём сварили в котле). После этого царь начал объезжать новгородские монастыри, отбирая у них все богатства, а опричники осуществили общее нападение на новгородский посад (остававшийся до тех пор нетронутым), в ходе которого погибло неведомое количество людей. С храма св. Софии были сняты Васильевские ворота и перевезены в Александрову слободу.^[82]

Расправившись с Новгородом, царь выступил на Псков. Его слуги убили игумена Псково-Печерского монастыря Корнилия, старца Вассиана Муромцева (с которым прежде переписывался А. М. Курбский), двух городовых приказчиков, одного подьячего и 30-40 детей боярских.

После похода начался «розыск» о новгородской измене, проводившийся на протяжении 1570 года, причём к делу были привлечены и многие видные опричники. От этого дела сохранилось только описание в Переписной книге Посольского приказа: «Столп, а в нем статейной список из сыскного из изменного дела 78-го (1570) году на ноугородцкого архиепископа Пимина, и на новгородцких дьяков, и на подьячих, и на гостей, и на владычних приказных, и на детей боярских, и на подьячих, как они ссылались к Москве (были в связи с Москвой; далее — список) ... что архиепископ Пимин хотел с ними Новгород и Псков отдати Литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Володимера Ондреевича; и в том деле с пыток многие про ту измену на новгородцкого архиепископа Пимина и на ево советников и на себя говорили, и в том деле многие кажнены смертью розными казнми, а иные разосланы по тюрмам, а до ково дело не дошло, и те свобождены, а иные и пожалованы»^[83]; далее идёт ваажное примечание: «...а подлинново дела, ис чево тот статейный список выписан, не сыскано, а приговор... и список за дьячьею пометою, хто как кажнен, ветх гораздо и изодрались, а большой статейный список ветх же»^[83]; то есть и здесь нет подлинных документов, как указывает неоднократно С. Ф. Платонов^[84]. Были схвачены ряд лиц, которые задавали тон в делах после разгона «Избранной рады»: А. Д. Басманов с сыном Фёдором, дьяк Посольского приказа И. М. Висковатый, казначей Н. Фуников-Курцев, опричный келарь (снабженец) А. Вяземский и др. (все они были умерщвлены, некоторые — особо изуверским образом: так, Фуникова попеременно обливали кипятком и холодной водой, его жену, раздев, посадили на натянутую верёвку и протащили по ней несколько раз, с Висковатого живьём срезали мясо). В Александровой слободе были утоплены в р. Серой домочадцы казнённых (ок. 60 женщин и детей). Всего было приговорено к казни 300 человек, однако 187 из них царь помиловал^[82].

Конец опричнины

В 1571 году на Русь вторгся крымский хан Девлет-Гирей. Согласно В. Б. Кобрину, разложившаяся опричнина при этом продемонстрировала полную небоеспособность: привыкшие к грабежам мирного населения опричники просто не явились на войну^[85], так что их набралось только на один полк (против пяти земских полков). Москва была сожжена. В результате, во время нового нашествия в 1572 году, опричное войско было уже объединено с земским; в том же году царь вообще отменил опричнину и запретил само её название, хотя фактически под именем «государева двора» опричнина просуществовала до его смерти^[44]. Неудачные действия против Девлет-Гирея в 1571 г. привели к окончательному уничтожению опричной верхушки первого состава: глава опричной думы, царский шурин М. Черкасский (Салтанкул мурза) «за намеренное подведение царя под татарский удар» был посажен на кол; ясельничий П. Зайцев повешен на воротах собственного дома; казнены были также опричные бояре И. Чёботов, И. Воронцов, дворецкий Л. Салтыков, кравчий Ф. Салтыков и многие другие. Причём расправы не утихли даже после битвы при Молодях — отмечая победу в Новгороде, царь топил в Волхове «детей боярских», после чего был введён запрет на само имя опричнины. Тогда же Иван Грозный обрушил репрессии на тех, кто помогал ему прежде расправиться с митрополитом Филиппом: соловецкий игумен Паисий был заточён на Валааме, рязанский епископ Филофей лишён сана, а пристав Стефан Кобылин, надзиравший за митрополитом в Отроче монастыре, был сослан в далёкий монастырь Каменного острова.^[82]

В 1576 году опричник Штаден предлагал германскому императору Рудольфу: «Ваше римско-кесарское величество должны назначить одного из братьев Вашего величества в качестве государя, который взял бы эту страну и управлял бы ею… Монастыри и церкви должны быть закрыты, города и деревни должны стать добычей воинских людей»^[86].

Внешняя политика

Крымские ханы династии Гиреев с конца XV века были вассалами Османской империи, проводившей активную экспансию в Европе. С того же времени в Казанском ханстве существовала сильная промосковская партия. С начала XVI века, с ликвидацией Большой орды и возникновением общей границы между Московским государством и Крымским ханством, крымские ханы стали претендовать на Казань и Астрахань и проводить регулярные набеги на Московское государство. Часть московской аристократии и римский папа настойчиво требовали от Ивана Грозного вступить в борьбу с турецким султаном Сулейманом Первым^[87].

Казанские походы

В первой половине XVI века, преимущественно в годы правления ханов из крымского рода Гиреев, Казанское ханство вело постоянные войны с Московской Русью. Всего казанские ханы совершили около сорока походов на русские земли, в основном в регионы Нижнего Новгорода, Вятки, Владимира, Костромы, Галича, Мурома, Вологды^[88][89]. «От Крыма и от Казани до полуземли пусто было»^[90], — писал царь, описывая последствия нашествий.

Историю казанских походов часто отсчитывают от похода, состоявшегося в 1545 году, который «носил характер военной демонстрации и усилил позиции „московской партии“ и др. противников хана Сафа-Гирея»^[91]. Москва поддержала лояльного Руси касимовского правителя Шах-Али, который, став казанским ханом, одобрил проект унии с Москвой^[92]. Но в 1546 году Шах-Али был изгнан казанской знатью, которая возвела на трон хана Сафа-Гирея из враждебно настроенной к Руси династии. После этого было решено перейти к активным действиям и устранить угрозу, исходящую от Казани. «Начиная с этого момента,— указывает историк, — Москва выдвинула план окончательного сокрушения Казанского ханства»^[93].

Всего Иван IV возглавил три похода на Казань.

Первый поход (зима 1547/1548 гг.). Царь вышел из Москвы 20 декабря, из-за ранней оттепели в 15 верстах от Нижнего Новгорода под лёд на Волге ушла осадная артиллерия и часть войска.^[94] Было решено вернуть царя с переправы назад в Нижний Новгород, тогда как главные воеводы с сумевшей переправиться частью войска дошли до Казани, где вступили в бой с казанским войском. В результате казанское войско отступило за стены деревянного кремля, на штурм которого без осадной артиллерии русское войско не решилось и, простояв под стенами семь дней, отступило. 7 марта 1548 года царь вернулся в Москву^[95].

Второй поход (осень 1549 — весна 1550). В марте 1549 года Сафа-Гирей внезапно скончался. Приняв казанского гонца с просьбой о мире, Иван IV отказал ему, и начал собирать войско. 24 ноября он выехал из Москвы, чтобы возглавить войско. Соединившись в Нижнем Новгороде, войско двинулось к Казани и 14 февраля было у её стен^[96]. Казань не была взята; однако при отходе русского войска недалеко от Казани, при впадении в Волгу реки Свияги было решено возвести крепость. 25 марта царь вернулся в Москву. В 1551 году всего за 4 недели из тщательно пронумерованных составных частей^[97] была собрана крепость, получившая название Свияжск; она послужила опорным пунктом для русского войска во время следующего похода.

Третий поход (июнь—октябрь 1552 года) — завершился взятием Казани. В походе участвовало 150-тысячное русское войско, вооружение включало 150 пушек. Казанский кремль был взят штурмом. Хан Едигер-Магмет был захвачен русскими воеводами^[98]. Летописец зафиксировал: «На себя же государь не велел имати ни единыя медницы (то есть ни единого гроша), ни плену, токмо единого царя Едигер-Магмета и знамена царские да пушки градские»^[99]. И. И. Смирнов считает, что «Казанский поход 1552 года и блестящая победа Ивана IV над Казанью не только означали крупный внешнеполитический успех русского государства, но и способствовали укреплению власти царя»^[100].

В побеждённой Казани царь назначил князя Александра Горбатого-Шуйского казанским наместником, а князя Василия Серебряного его помощником.

После учреждения в Казани архиерейской кафедры, царь и церковный собор по жребию избрали на неё игумена Гурия в сане архиепископа^[101]. Гурий получил от царя указание обращать казанцев в Православие исключительно по собственному желанию каждого человека^[102], но «к сожалению, не везде держались таких благоразумных мер: нетерпимость века брала свое…»^[103].

С первых шагов по покорению и освоению Поволжья царь стал приглашать к себе на службу всю казанскую знать^[104], согласившуюся ему присягнуть, послав «по всем улусам чёрным людям ясачным жалованные грамоты опасные, чтобы шли к государю не бояся ничего; а кто лихо чинил, тому Бог мстил; а их государь пожалует, а они бы ясаки платили, якоже и прежним казаньским царем»^[105]. Такой характер политики не только не требовал сохранения в Казани основных военных сил Русского государства, но, напротив, делал естественным и целесообразным торжественное^[106][107] возвращение Ивана в столицу^[108].

Сразу после взятия Казани, в январе 1555 года, послы сибирского хана Едигера просили царя, чтобы он «всю землю Сибирскую взял под свое имя и от сторон ото всех заступил (защитил) и дань свою на них положил и человека своего прислал, кому дань собирать»^[109][110].

Завоевание Казани имело громадное значение для народной жизни. Казанская татарская орда связала под своей властью в одно сильное целое сложный инородческий мир: мордву, черемису, чувашей, вотяков, башкир. Черемисы за Волгой, на р. Унже и Ветлуге, и мордва за Окой задерживали колонизационное движение Руси на восток; а набеги татар и прочих «язык» на русские поселения страшно вредили им, разоряя хозяйства и уводя в «полон» много русских людей. Казань была хронической язвой московской жизни, и потому её взятие стало народным торжеством, воспетым народной песней. После взятия Казани, в течение всего 20 лет, она была превращена в большой русский город; в разных пунктах инородческого Поволжья были поставлены укреплённые города как опора русской власти и русского поселения. Народная масса потянулась, не медля, на богатые земли Поволжья и в лесные районы среднего Урала. Громадные пространства ценных земель были замирены московской властью и освоены народным трудом. В этом заключалось значение «Казанского взятия», чутко угаданное народным умом. Занятие нижней Волги и Западной Сибири было естественным последствием уничтожения того барьера, которым было для русской колонизации Казанское царство.

— Часть 2

Завоевание Казани было не следствием личного славолюбия молодого царя и не было следствием стремлений великих, но не для всех понятных, каково, например, было стремление к завоеванию Прибалтийских областей; завоевание Казанского царства было подвигом необходимым и священным в глазах каждого русского человека… (ибо) подвиг этот совершался для… охранения русских областей, для освобождения пленников христианских.

— Соловьёв С. М. История России с древнейших времён^[111]

Астраханские походы

В начале 1550-х годов Астраханское ханство являлось союзником крымского хана, контролируя нижнее течение Волги.

До окончательного подчинения Астраханского ханства при Иване IV было совершено два похода:

Поход 1554 года был совершён под командованием воеводы князя Юрия Пронского-Шемякина. В сражении у Чёрного острова русское войско разбило головной астраханский отряд, а Астрахань была взята без боя. В итоге к власти был приведен хан Дервиш-Али, обещавший поддержку Москве.

Поход 1556 года был связан с тем, что хан Дервиш-Али перешёл на сторону Крымского ханства и Османской империи. Поход возглавил воевода Иван Черемисинов. Сначала донские казаки отряда атамана Ляпуна Филимонова нанесли поражение ханскому войску под Астраханью, после чего в июле Астрахань вновь взята без боя. В результате этого похода Астраханское ханство было подчинено Московской Руси.

Позднее Крымский хан Девлет I Гирей предпринимал попытки отвоевать Астрахань.

После покорения Астрахани русское влияние стало простираться до Кавказа. В 1559 князья Пятигорские и Черкасские просили Ивана IV прислать им отряд для защиты против набегов крымских татар и священников для поддержания веры; царь послал им двух воевод и священников, которые обновили павшие древние церкви, а в Кабарде проявили широкую миссионерскую деятельность, крестив многих в Православие^[112].

В 1550-е годы в зависимость от царя попали сибирский хан Едигер и Большие Ногаи.

Войны с Крымским ханством

Войска Крымского ханства устраивали регулярные набеги на южные территории Московской Руси с начала XVI века (набеги 1507, 1517, 1521 годов). Их целью было ограбление русских городов и пленение населения. В царствование Ивана IV набеги продолжились.

Известно о походах Крымского ханства в 1536, 1537 годах, предпринятых совместно с Казанским ханством, при военной поддержке Турции и Литвы.

• В 1541 году Крымский хан Сахиб I Гирей совершил поход, закончившийся безуспешной осадой Зарайска. Его войско было остановлено у реки Оки русскими полками под командованием князя Дмитрия Бельского.

• В июне 1552 года хан Девлет I Гирей совершил поход к Туле.

• В 1555 году Девлет I Гирей повторил поход на Московскую Русь, но, не доходя до Тулы, спешно повернул назад, бросив всю добычу. При отходе вступил в сражение у села Судбищи с уступавшим ему по численности русским отрядом. На результат его похода это сражение не повлияло.

Царь уступил требованиям оппозиционной аристократии о походе на Крым: «мужи храбрые и мужественные советовали и стужали, да подвижется сам (Иван) с своею главою, со великими войсками на Перекопского хана»^[113].

В 1558 году войско князя Дмитрия Вишневецкого одерживает победу над крымским войском у Азова, а в 1559 войско под командованием Даниила Адашева совершило поход на Крым, разорив крупный Крымский порт Гёзлёв (ныне — Евпатория) и освободив многих русских пленников.

После захвата Иваном Грозным Казанского и Астраханского ханств Девлет I Гирей поклялся вернуть их. В 1563 и 1569 годах вместе с турецкими войсками он совершает два безуспешных похода на Астрахань.

Поход 1569 года был значительно серьёзнее предыдущих — вместе с сухопутной турецкой армией и татарской конницей по реке Дон поднялся турецкий флот, а между Волгой и Доном турки начали строительство судоходного канала — целью их было провести турецкий флот в Каспийское море для войны против своего традиционного врага — Персии. Десятидневная осада Астрахани без артиллерии и под осенними дождями окончилась ничем, все атаки гарнизон под командованием князя П. С. Серебряного отбил. Также неудачно закончилась и попытка прорыть канал — системы шлюзов турецкие инженеры ещё не знали. Девлет I Гирей, не довольный усилением Турции в этом регионе, также скрытно мешал походу.

После этого совершается ещё три похода в московские земли:

• 1570 — разорительный набег на Рязань;
• 1571 — поход на Москву — закончился сожжением Москвы. В результате апрельского крымско-татарского набега^[114], согласованного с польским королём, были разорены южные русские земли, погибли десятки тысяч людей, более 150 тысяч русских уведено в рабство; за исключением каменного Кремля была сожжена вся Москва. Иоанн за неделю до того, как хан перешёл Оку, из-за противоречивых данных разведки покинул войско и отправился в глубь страны собирать дополнительные силы; при известии о вторжении он переехал из Серпухова в Бронницы, оттуда — в Александровскую слободу, а из слободы — в Ростов, как то делали в подобных случаях его предшественники Дмитрий Донской и Василий I Дмитриевич^[115]. Победитель прислал к нему надменную грамоту:

  Жгу и пустошу все из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество божие. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы; но ты не пришел и против нас не стал, а ещё хвалишься, что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришел против нас и стоял.

  Царь Иван отвечал смиренной челобитной:

Ты в грамоте пишешь о войне, и если я об этом же стану писать, то к доброму делу не придем. Если ты сердишься за отказ к Казани и Астрахани, то мы Астрахань хотим тебе уступить, только теперь скоро этому делу статься нельзя: для него должны быть у нас твои послы, а гонцами такого великого дела сделать невозможно; до тех бы пор ты пожаловал, дал сроки и земли нашей не воевал^[116]

К татарским послам он вышел в сермяге, сказав им: «Видишь-де меня, в чём я? Так-де меня царь (хан) зделал! Все-де мое царство выпленил и казну пожег, дати-де мне нечево царю»^[44]. Карамзин пишет, что царь передал Девлет-Гирею по его требованию некоего знатного крымского пленника, который в русском плену принял православие^[117]. Однако Девлет-Гирей не удовлетворялся Астраханью, требуя Казань и 2000 рублей, и летом следующего года нашествие повторилось.

• 1572 — последний большой поход крымского хана в царствование Ивана IV, закончился уничтожением крымско-турецкого войска. Для решительного разгрома русского государства двинулась 120-тысячная крымско-турецкая орда. Однако в битве при Молодях враг был уничтожен 20-тысячным русским войском под водительством воевод М. Воротынского и Д. Хворостинина — в Крым вернулось 5−10 тысяч (см. Русско-крымская война 1571—1572). Гибель отборной турецкой армии под Астраханью в 1569 году и разгром крымской орды под Москвой в 1572 положили предел турецко-татарской экспансии в Восточной Европе^[118].

Победитель при Молодях, Воротынский, уже в следующем году был по доносу холопа обвинен в намерении околдовать царя и умер от пыток, причём во время пыток сам царь своим посохом подгребал угли^{[44][56][57][119]}.

Война со Швецией 1554—1557

Война была вызвана установлением торговых связей между Россией и Британией через Белое море и Северный Ледовитый океан, что сильно ударило по экономическим интересам Швеции, получавшей немалые доходы от транзитной русско-европейской торговли (Г. Форстен).

В апреле 1555 года шведская флотилия адмирала Якоба Багге прошла Неву и высадила войско в районе крепости Орешек. Осада крепости результатов не принесла, шведское войско отступило.

В ответ русские войска вторглись на шведскую территорию и 20 января 1556 года разбили шведский отряд у шведского города Кивинебб. Затем произошло столкновение у Выборга, после чего эта крепость была осаждена. Осада длилась 3 дня, Выборг устоял.

В итоге в марте 1557 года в Новгороде было подписано перемирие сроком на 40 лет (вступило в силу 1 января 1558 года). Русско-шведская граница восстанавливалась по старому рубежу, определённому ещё Ореховским мирным договором от 1323 г. По договору Швеция возвращала всех пленных русских вместе с захваченным имуществом, Русь же возвращала шведских пленных за выкуп.

Ливонская война

Причины войны

В 1547 году царь поручает саксонцу Шлитте привезти ремесленников, художников, лекарей, аптекарей, типографщиков, людей, искусных в древних и новых языках, даже теологов^[120]. Однако, после протестов Ливонии, сенат ганзейского города Любека арестовал Шлитте и его людей (см. Дело Шлитте).

Весной 1557 года на берегу Нарвы царь Иван ставит порт: «Того же года, Июля, поставлен город от Немец усть-Наровы-реки Розсене у моря для пристанища морского корабельного», «Того же года, Апреля, послал царь и Великий князь околничего князя Дмитрия Семеновича Шастунова да Петра Петровича Головина да Ивана Выродкова на Ивангород, а велел на Нарове ниже Иванягорода на устье на морском город поставить для корабленного пристанища...»^[121] Однако Ганзейский союз и Ливония не пропускают европейских купцов в новый русский порт, и те продолжают ходить, как и прежде, в Ревель, Нарву и Ригу.

Существенное значение в выборе Иваном IV направления военных действий сыграл Посвольский договор 15 сентября 1557 года Великого княжества Литовского и Ордена, создавший угрозу установления литовской власти в Ливонии^[122].

Согласованная позиция Ганзы и Ливонии по недопущению Москвы к самостоятельной морской торговле приводит царя Ивана к решению начать борьбу за широкий выход к Балтике.

Во время войны мусульманские области Поволжья стали поставлять русскому войску «множае треюдесять тысящь бранных», хорошо подготовленных к наступлению^[123].

Положение русских шпионов на территории Литвы и Ливонского ордена в 1548—1551 гг. описывал литовский публицист Михалон Литвин:

Имеется уже великое множество московских перебежчиков, нередко появляющихся среди нас, […] они тайно передают своим наши планы […] у ливонцев же таких убивают, хотя москвитяне не занимали никаких их земель, но всегда связаны с ними вечным миром и договором о [добро]соседстве. Более того, убивший получает, кроме имущества убитого, определенную сумму денег от правительства.

— Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев и москвитян^[124]

Начало военных действий. Разгром Ливонского ордена

В январе 1558 года Иван IV начал Ливонскую войну за овладение побережьем Балтийского моря. Первоначально военные действия развивались успешно. Несмотря на набег на южнорусские земли стотысячной крымской орды зимой 1558, русская армия вела активные наступательные действия в Прибалтике, взяла Нарву, Дерпт, Нейшлосс, Нейгауз, разбило орденские войска у Тирзена под Ригой. Весной и летом 1558 русские овладели всей восточной частью Эстонии^[125], а к весне 1559 года армия Ливонского ордена была окончательно разгромлена, а сам Орден фактически перестал существовать. По указанию Алексея Адашева русские воеводы приняли предложение о перемирии, исходящее от Дании, которое длилось с марта по ноябрь 1559^[126] и начали сепаратные переговоры с ливонскими городскими кругами о замирении Ливонии в обмен на некоторые уступки в торговле со стороны немецких городов^[127]. В это время земли Ордена переходят под покровительство Польши, Литвы, Швеции и Дании.

Царь понимал, что без военного флота невозможно вернуть русские Балтийские земли, ведя войну со Швецией, Речью Посполитой и Ганзейскими городами, имевшими вооруженные силы на море и господствовавшими на Балтике. В первые же месяцы Ливонской Войны Государь пытается создать каперский флот, с привлечением на московскую службу датчан, превратив в военные корабли морские и речные суда. В конце 70-х годов Иоанн Васильевич в Вологде начал строить свой военный флот и попытался перебросить его на Балтику. Увы, великому замыслу не суждено было сбыться. Но даже эта попытка вызвала настоящую истерику у морских держав.

— Н. Парфеньев. Воевода земли русской. Царь Иоанн Васильевич Грозный и его военная деятельность.^[128]

Вступление в войну Польши и Литвы

31 августа 1559 г. магистр Ливонского ордена Готхард Кетлер и король Польши и Литвы Сигизмунд II Август заключили в Вильне соглашение о вступлении Ливонии под протекторат Польши, которое было дополнено 15 сентября договором о военной помощи Ливонии Польшей и Литвой. Эта дипломатическая акция послужила важным рубежом в ходе и развитии Ливонской войны: война России с Ливонией превратилась в борьбу государств Восточной Европы за ливонское наследство^[129].

В 1560 г. на съезде имперских депутатов Германии Альберт Мекленбургский доложил: «Московский тиран принимается строить флот на Балтийском море: в Нарве он превращает торговые суда, принадлежащие городу Любеку, в военные корабли и передает управление ими испанским, английским и немецким командирам»^[130]. Съезд постановил обратиться к Москве с торжественным посольством, к которому привлечь Испанию, Данию и Англию, предложить восточной державе вечный мир и остановить её завоевания^[87].

Выступление Грозного в борьбе за Балтийское поморье… поразило среднюю Европу. В Германии «московиты» представлялись страшным врагом; опасность их нашествия расписывалась не только в официальных сношениях властей, но и в обширной летучей литературе листовок и брошюр. Принимались меры к тому, чтобы не допустить ни московитов к морю, ни европейцев в Москву и, разобщив Москву с центрами европейской культуры, воспрепятствовать её политическому усилению. В этой агитации против Москвы и Грозного измышлялось много недостоверного о московских нравах и деспотизме Грозного…

— Платонов С. Ф. Лекции по русской истории…^[131]

В январе 1560 Грозный приказал войскам снова перейти в наступление. Армия под командованием князей Шуйского, Серебряного и Мстиславского взяла крепость Мариенбург (Алуксне). 30 августа русская армия под командованием Курбского взяла резиденцию магистра — замок Феллин. Очевидец писал: «Угнетённый эст скорее согласен подчиниться русскому, чем немцу»^[132]. По всей Эстонии крестьяне восстали против немецких баронов. Возникла возможность быстрого завершения войны. Однако воеводы царя не пошли на захват Ревеля и потерпели неудачу в осаде Вейсенштейна^[132]. В Феллин был назначен Алексей Адашев (воеводой большого полка), однако он, будучи худородным, погряз в местнических спорах со стоявшими выше его воеводами, попал в опалу, вскоре был взят под стражу в Дерпте и там умер от горячки (ходили слухи, что он отравился, Иван Грозный даже послал в Дерпт одного из ближних дворян, чтобы расследовать обстоятельства смерти Адашева). В связи с этим покинул двор и постригся в монастырь Сильвестр, а с тем пали и их более мелкие приближенные — Избранной раде настал конец^[22].

Во время осады Тарваста в 1561 Радзивилл убедил воевод Кропоткина, Путятина и Трусова сдать город^[133]. Когда они вернулись из плена, то около года просидели в тюрьме, и Грозный простил их^[134].

В 1562 году из-за отсутствия пехоты князь Курбский был разгромлен литовскими войсками под Невелем^[135]. 7 августа был подписан мирный договор между Россией и Данией, по которому царь согласился с аннексией датчанами острова Эзель^[136].

15 февраля 1563 года сдался польско-литовский гарнизон Полоцка^[137]. Здесь по приказу Грозного был утоплен в проруби Фома^[138][139], проповедник реформационных идей и сподвижник Феодосия Косого^[140]. Скрынников считает^[141], что расправу над полоцкими евреями^{[142][143][144][145][146]} поддержал сопровождавший царя игумен Иосифо-Волоколамского монастыря Леонид. Также по царскому приказу татары, принимавшие участие в военных действиях, перебили бывших в Полоцке бернардинских монахов^[147]. Религиозный элемент в покорении Иваном Грозным Полоцка отмечает также Хорошкевич^[148].

«Исполнилось пророчество русского угодника, чудотворца Петра митрополита, о городе Москве, что взыдут руки его на плещи врагов его: Бог несказанную милость излиял на нас недостойных, вотчину нашу, город Полоцк, в наши руки нам дал»^[149], — писал царь, довольный тем, что «все колеса, рычаги и приводы отлаженного им механизма власти действовали точно и отчетливо и оправдывали намерения организаторов»^[150].

На предложение германского императора Фердинанда заключить союз и объединить усилия в борьбе с турками царь заявил, что он воюет в Ливонии практически за его же интересы, против лютеран^[151]. Царь знал, какое место занимала в политике Габсбургов идея католической контрреформации. Выступая против «Лютерова учения», Грозный задевал весьма чувствительную струну габсбургской политики^[152].

Как только литовские дипломаты покинули Русь, военные действия возобновились^[153]. 28 января 1564 года полоцкая армия П. И. Шуйского, двигаясь в сторону Минска и Новогрудка, неожиданно попала в засаду и была наголову разбита войсками Н. Радзивилла^[154]. Грозный немедленно обвинил в предательстве воевод М. Репнина и Ю. Кашина (героев взятия Полоцка) и велел убить их. Курбский в связи с этим укорял царя, что он пролил победоносную, святую кровь воевод «во церквах Божиих»^{[155][156][157]}. Несколькими месяцами спустя в ответ на обвинения Курбского^[158] Грозный прямо писал о совершенном боярами преступлении^[159].

В 1565 году Август Саксонский констатировал: «Русские быстро заводят флот, набирают отовсюду шкиперов; когда московиты усовершенствуются в морском деле, с ними уже не будет возможности справиться…»^[160].

В сентябре 1568 был свергнут с престола союзник царя Эрик XIV. Грозный мог лишь сорвать злость по поводу этой дипломатической неудачи, арестовав послов, присланных новым шведским королем Юханом III с объявлением разрыва договора 1567 г., но изменить антирусский характер шведской внешней политики это не помогло^[161]. Великая восточная программа ставила целью захват и включение в состав Шведского королевства не только тех земель в Прибалтике, которые были заняты Россией, но и Карелии, и Кольского полуострова^[162].

В марте 1570 года Иван Грозный выдал «царскую грамоту» (каперское свидетельство) датчанину Карстену Роде. В мае того же года, купив и оснастив корабли на царские деньги, Роде вышел в море и до сентября 1570 года промышлял в Балтийском море против шведских и польских купцов.

В мае 1570 года царь подписал с королём Сигизмундом перемирие сроком на три года, невзирая на огромное количество взаимных претензий^[163]. Провозглашение царём Ливонского королевства обрадовало и ливонское дворянство, получившее свободу вероисповедания и ряд других привилегий^[164], и ливонское купечество, получившее право свободной беспошлинной торговли в России, а взамен пропускавшее в Москву иностранных купцов, художников и техников^[165][166]. 13 декабря 1570 года Дания и Швеция заключили мирный договор, окончивший семилетнюю войну между этими государствами^[167].

Главным условием согласия на свое избрание польским королём царь ставил уступку Польшей Ливонии в пользу России, причем в качестве компенсации предлагая вернуть полякам «Полоцк с пригородами»^[168]. Но 20 ноября 1572 Максимилиан II заключил с Грозным соглашение, согласно которому все этнические польские земли (Великая Польша, Мазовия, Куявия, Силезия) отошли к империи, а Москва получила Ливонию и Литовское княжество со всеми его владениями — то есть Белоруссией, Подляшьем, Украиной, поэтому вельможная знать поторопилась с выборами короля и избрала Генриха Валуа^[169].

1 января 1573 русские войска под командованием Грозного взяли крепость Вейсенштейн^[170], в этом бою погиб Скуратов.

23 января 1577 50-тысячная русская армия снова взяла в осаду Ревель, но взять крепость не удалось^[171]. В феврале 1578 г. нунций Викентий Лаурео с тревогой доносил в Рим: «Московит разделил свое войско на две части: одну ждут под Ригой, другую под Витебском»^[172]. В том же году, потеряв при осаде Вендена пушки, царь тотчас приказал вылить другие, с теми же названиями и знаками ещё в большем против прежнего количестве^[173]. В итоге вся Ливония по Двину, за исключением только двух городов — Ревеля и Риги, была в руках русских^[174].

В 1577 году после двухнедельной осады захватил Динабургский замок.

Царь не знал, что уже в начале летнего наступления 1577 г. герцог Магнус изменил своему сюзерену, тайно связавшись с его врагом — Стефаном Баторием^[175], и вел с ним переговоры о сепаратном мире^[176]. Эта измена стала очевидной лишь полгода спустя, когда Магнус, сбежав из Ливонии, окончательно перешёл на сторону Речи Посполитой^[177]. В армии Батория собралось множество европейских наемников; сам Баторий надеялся, что русские примут его сторону против своего тирана, и для этого завел походную типографию, в которой печатал листовки^[178][179]. Несмотря на это численное преимущество, Магмет-паша напоминал Баторию: «Король берет на себя трудное дело; велика сила московитов, и, за исключением моего повелителя, нет на земле более могущественного Государя»^[180].

В 1578 году русское войско под командованием князя Дмитрия Хворостинина взяло город Оберпален, занятый после бегства короля Магнуса сильным шведским гарнизоном.

В 1579 г. королевский гонец Венцеслав Лопатинский привёз царю от Батория грамоту с объявлением войны^[181]. Уже в августе польская армия окружила Полоцк. Гарнизон оборонялся три недели, и храбрость его была отмечена самим Баторием^[182]. В конце концов, крепость сдалась (30 августа), и гарнизон был отпущен. Секретарь Стефана Батория Гейденштейн пишет о пленных:

«По установлениям своей религии они считают верность Государю в такой степени обязательной, как и верность Богу, они превозносят похвалами твердость тех, которые до последнего вздоха сохранили присягу своему князю, и говорят, что души их, расставшись с телом, тотчас переселяются на небо»

— Гейденштейн Р. Указ. соч.^[183]

Тем не менее, «многие стрельцы и другие люди московские» перешли на сторону Батория и были поселены им в районе Гродно. Вслед Баторий двинулся на Великие Луки и взял их^[184].

Одновременно шли прямые переговоры переговоры о мире с Польшей. Иван Грозный предлагал отдать Польше всю Ливонию, за исключением четырёх городов. Баторий на это не согласился и потребовал все ливонские города, впридачу Себеж и уплаты 400.000 венгерских золотых за военные издержки. Это вывело Грозного из себя, и он ответил резкой грамотой^[184][185].

После этого, летом 1581 года Стефан Баторий вторгся вглубь России и осадил Псков, который, однако, так и не смог взять. Тогда же шведы взяли Нарву, где пало 7000 русских, затем Ивангород и Копорье. Иван был вынужден пойти на переговоры с Польшей, надеясь заключить с ней затем союз против Швеции. В конце концов царь был вынужден согласиться на условия, по которым «ливонские бы города, которые за государем, королю уступить, а Луки Великие и другие города, что король взял, пусть он уступит государю» — то есть длившаяся почти четверть века война кончилась восстановлением status quo ante bellum, оказавшись таким образом бесплодной. 10-летнее перемирие на этих условиях было подписано 15 января 1582 г. в Яме Запольском^{[44][184][186][187][188]}.

Еще до завершения переговоров в Яме-Запольском русское правительство развернуло подготовку к военному походу против шведов. Сбор войск продолжался на протяжении всей второй половины декабря и на рубеже 1581—82 годов, когда уже были урегулированы основные спорные вопросы между Россией и Речью Посполитой и принято окончательное решение об организации похода «на свейские немцы». Наступление началось 7 февраля 1582 г. под командованием воеводы М. П. Катырева-Ростовского, и после победы около деревни Лялицы^[189] ситуация в Прибалтике стала заметно изменяться в пользу России.

Перспектива возвращения Россией потерянного выхода к Балтийскому морю вызвала большое беспокойство у короля и его окружения^[190]. Баторий отправил своих представителей к барону Делагарди и к королю Юхану с ультимативным требованием передать полякам Нарву и остальные земли Северной Эстонии, а взамен обещал значительную денежную компенсацию и помощь в войне с Россией^[191].

Переговоры официальных представителей России и Швеции начались осенью 1582 и завершили в августе 1583 подписанием в Мызе двухлетнего перемирия с уступкой шведам новгородских крепостей — Яма, Копорья и Ивангорода^[192]. Подписывая перемирие на такой срок, русские политики рассчитывали, что с началом польско-шведской войны им удастся вернуть захваченные шведами новгородские пригороды, и не хотели связывать себе руки^[193].

Русско-английские отношения

В годы правления Ивана Грозного были установлены торговые отношения с Англией.

В 1553 году экспедиция английского мореплавателя Ричарда Ченслера обогнула Кольский полуостров, вошла в Белое море и бросила якорь к западу от Николо-Корельского монастыря напротив селения Нёнокса, где они установили, что эта местность является не Индией, а Московией; следующая стоянка экспедиции была около стен монастыря. Получив весть о появлении англичан в пределах своей страны, Иван IV пожелал встретиться с Ченслером, который, преодолев около 1000 км, с почестями прибыл в Москву. Вскоре после этой экспедиции в Лондоне была основана «Московская компания», получившая впоследствии монопольные торговые права от царя Ивана. Весной 1556 года в Англию было направлено первое русское посольство во главе с Осипом Непеей.

В 1567 году через полномочного английского посла Энтони Дженкинсона Иван Грозный вел переговоры о браке с английской королевой Елизаветой I, а в 1583 году через дворянина Федора Писемского сватался к родственнице королевы Марии Гастингс.

В 1569 через своего посла Томаса Рандольфа Елизавета I дала понять царю, что не собирается вмешиваться в Балтийский конфликт^[194]. В ответ царь написал ей, что её торговые представители «о наших о государских головах и о чести и о прибыли земле не думают, а ищут только своих торговых прибытков»^[195], и отменил все привилегии, ранее предоставленные созданной англичанами Московской торговой компании^[196]. На следующий после этого день (5 сентября 1569 года) скончалась Мария Темрюковна. В Соборном приговоре 1572 года записано, что она «вражьим злокозньством отравлена бысть»^[197].

Хан на московском престоле

В 1575 году по желанию Иоанна Грозного крещёный татарин и хан касимовский Симеон Бекбулатович венчан был на царство^[198], как Царь «великий князь всея Руси», а сам Иоанн Грозный назвался Иваном Московским, уехал из Кремля и стал жить на Петровке^[199].

Этому предшествовал новый всплеск казней. После развода с очередной женой (Анной Васильчиковой) царь отправил на плаху ряд представителей своего ближнего двора: четверых братьев Тулуповых с матерью Анной (они успели породниться с Васильчиковыми), 40 дворян, а также бояр Я. Мансурова и В. И. Умного-Колычёва; брат последнего Фёдор был сослан в монастырь (на свадьбе с Васильчиковой в 1574 г. из 35 гостей 19 принадлежали к роду Колычёвых). Личный врач и астролог царя Елисей Бомелей попытался бежать за границу, но был схвачен и подвергнут пыткам (позже его казнили). Обрушились репрессии и на церковную верхушку: лишились голов архимандриты двух придворных монастырей в Москве: Чудова — Евфимий, и Симонова — Иосиф. Был схвачен и уморён в темнице новгородский архиепископ Леонид (его обвинили в чародействе, в связи с чем в Новгороде было сожжено 15 женщин, которые ворожили якобы по заданию архиепископа). Было начато следствие в отношении митрополита Антония и игумена Крутицкого монастыря в Москве Тарасия. Отрёкшись от престола, Иван Васильевич взял себе «удел» и образовал свою «удельную» думу, в которой теперь заправляли Нагие, Годуновы и Бельские. Расправы с членами прежней думы продолжились: были казнены И. А. Бутурлин с сыном и дочерью, Д. Бутурлин, П. А. Куракин, Никита и Василий Борисовы (родственники убитой Ефросиньи Хованской), протопоп Архангельского собора Кремля Иван, дьяки Д. Владимиров (Разбойный приказ) и О. Ильин (Дворцовый приказ). При этом отрубленные головы были брошены на дворы митрополита Антония, воеводы Ивана Шереметева «Меньшого», первого боярина думы И. Ф. Мстиславского и главного земского дьяка А. Я. Щелкалова. Таким образом царь разгромил тот круг приближённых, который установился в 1572 г., после уничтожения опричной верхушки^[200]. Через 11 месяцев Симеон, сохранив титул великого князя, отправился в Тверь, где ему был дан удел, а Иван Васильевич снова стал именоваться царём и великим князем всея Руси.

Последние годы

При прямой поддержке ногайских мурз князя Уруса вспыхнуло волнение волжских черемисов: конница численностью до 25 000 человек, нападая со стороны Астрахани, опустошала белевские, коломенские и алатырские земли^[201]. В условиях недостаточного для подавления мятежа количества трёх царских полков прорыв Крымской орды мог привести к очень опасным для России последствиям. Очевидно, желая избежать такой опасности, русское правительство и приняло решение перебросить войска, временно отказавшись от наступления на Швецию^[202][203].

15 января 1580 в Москве был созван церковный собор. Обращаясь к высшим иерархам, царь прямо говорил, сколь тяжело его положение: «бесчисленные враги восстали на русскую державу», потому он и просит помощи у Церкви^[204][205].

В 1580 г. царь разгромил немецкую слободу. Француз Жак Маржерет, много лет проживший в России, пишет: «Ливонцы, которые были взяты в плен и выведены в Москву, исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри города Москвы, отправляли там публично службу; но в конце концов из-за их гордости и тщеславия сказанные храмы… были разрушены и все их дома были разорены. И, хотя зимой они были изгнаны нагими и в чем мать родила, они не могли винить в этом никого, кроме себя, ибо… они вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а их одежды — столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс… Основной барыш им давало право продавать водку, мёд и иные напитки, на чём они наживают не 10 %, а сотню, что покажется невероятным, однако же это правда»^[206].

В 1581 г. иезуит А. Поссевин направился в Россию, выступая как посредник между Иваном и Польшей, и, в то же время, надеясь склонить Русскую Церковь на унию с католической. Его неудачу предсказал польский гетман Замольский: «Он готов присягнуть, что великий князь к нему расположен и в угоду ему примет латинскую веру, а я уверен, что эти переговоры кончатся тем, что князь ударит его костылем и прогонит»^[207]. М. В. Толстой пишет в «Истории Русской Церкви»: «Но надежды папы и старания Поссевина не увенчались успехом. Иоанн оказал всю природную гибкость ума своего, ловкость и благоразумие, которым и сам иезуит должен был отдать справедливость, отринул домогательства о позволении строить на Руси латинские церкви, отклонил споры о вере и соединении Церквей на основании правил Флорентийского собора и не увлекся мечтательным обещанием приобретения всей империи Византийской, утраченной греками будто бы за отступление от Рима». Сам посол отмечает, что «русский Государь упорно уклонялся, уходил от разговора на эту тему»^[208]. Таким образом, папский престол не получал никаких привилегий; возможность вступления Москвы в лоно католической церкви оставалась столь же туманной, как и раньше, а между тем посол папы должен был приступить к своей посреднической роли^[209].

Завоевание Западной Сибири Ермаком Тимофеевичем и его казаками в 1583 году и взятие им столицы Сибирского ханства — Искера — положили начало обращения местного населения в православие: войска Ермака сопровождали четыре священника и иеромонах^[112]. Однако данная экспедиция была совершена вопреки воле царя, который в ноябре 1582 г. выругал Строгановых за то, что они призвали в свою вотчину казаков-«воров» — волжских атаманов, которые «преж того ссорили нас с Ногайской ордою, послов ногайских на Волге на перевозех побивали, и ордобазарцов грабили и побивали, и нашим людем многие грабежи и убытки чинили». Царь Иван IV велел Строгановым под страхом «большой опалы» вернуть Ермака из похода в Сибирь и использовать его силы для «оберегания пермских мест». Но в то время как царь писал свою грамоту, Ермак уже нанес Кучуму сокрушительное поражение и занял его столицу^[210].

Смерть

Исследование останков Ивана Грозного показало, что в последние шесть лет жизни у него развились остеофиты (солевые отложения на позвоночнике) причём до такой степени, что он уже не мог ходить — его носили на носилках. Обследовавший останки М. М. Герасимов отмечал, что не видел таких мощных отложений и у самых глубоких стариков. Вынужденная неподвижность, соединившись с общим нездоровым образом жизни, нервными потрясениями и пр., привела к тому, что в свои 50 с небольшим лет царь выглядел уже дряхлым стариком^[212].

В августе 1582 года А. Поссевин в отчете Венецианской синьории заявил, что «московскому государю жить недолго»^[213]. В феврале и начале марта 1584 года царь ещё занимается государственными делами. К 10 марта относится первое упоминание о болезни (когда был остановлен на пути к Москве литовский посол «в связи с государевым недугом»). 16 марта наступило ухудшение, царь впал в беспамятство, однако 17 и 18 марта почувствовал облегчение от горячих ванн. Но после полудня 18 марта царь умер^[214]</ref>. Тело государя распухло и дурно пахло «из-за разложения крови»^[213].

Вифлиофика сохранила предсмертное поручение царя Борису Годунову: «Егда же Великий Государь последняго напутия сподобися, пречистаго тела и крови Господа, тогда во свидетельство представляя духовника своего Архимандрита Феодосия, слез очи свои наполнив, глаголя Борису Феодоровичу: тебе приказываю душу свою и сына своего Феодора Ивановича и дщерь свою Ирину…»^[215]. Также перед смертью, согласно летописям^[216], царь завещал младшему сыну Дмитрию Углич со всеми уездами.

Достоверно выяснить, была ли смерть царя вызвана естественными причинами или была насильственной, затруднительно^[217].

Существовали упорные слухи о насильственной смерти Грозного. Летописец XVII века сообщал, что «царю дали отраву ближние люди». По свидетельству дьяка Ивана Тимофеева Борис Годунов и Богдан Бельский «преждевременно прекратили жизнь царя». Коронный гетман Жолкевский также обвинял Годунова: «Он лишил жизни царя Ивана, подкупив врача, который лечил Ивана, ибо дело было таково, что если бы он его не предупредил (не опередил), то и сам был бы казнен с многими другими знатными вельможами»^[218]. Голландец Исаак Масса писал, что Бельский положил яд в царское лекарство^[219][220]. Горсей также писал о тайных замыслах Годуновых против царя^[221] и выдвинул версию удушения царя,^[222] с которой согласен В. И. Корецкий: «По-видимому, царю дали сначала яд, а затем для верности, в суматохе, поднявшейся после того, как он внезапно упал, ещё и придушили»^[223]. Историк Валишевский писал: «Богдан Бельский (со) своими советники извел царя Ивана Васильевича, а ныне хочет бояр побити и хочет подыскать под царем Федором Ивановичем царства Московского своему советнику (Годунову)»^[224].

Версия об отравлении Грозного проверялась при вскрытии царских гробниц в 1963 году: исследования показали нормальное содержание в останках мышьяка и повышенное содержание ртути, которая, однако, присутствовала во многих лекарственных препаратах XVI века и которой лечили сифилис, которым предположительно был болен царь. Версия убийства осталась гипотезой^[225][226].

Оценки результатов правления

Спор о результатах правления Ивана Грозного начался ещё при его жизни^[227] и продолжается в настоящее время.

Краткая характеристика

В качестве общих итогов правления Ивана Грозного, определённых разными исследователями, в том числе и далёкими от его идеализации, в самой краткой форме, при комплексном подходе, можно указать следующие:

Оценивая итоги расцвета Русского государства, автор (Р. Г. Скрынников) упоминает прекращение феодальной усобицы, объединение земель, реформы Ивана Грозного, укрепившие систему государственного управления и вооруженные силы. Это позволило сокрушить последние осколки Золотой Орды на Волге — Казанское и Астраханское царства.
Но рядом с этим, одновременно с этим были неуспехи России в Ливонской войне (1558—1583) за выход на Балтику, были неурожаи 60-х гг. XVI в., голод, чума, опустошившие страну. Был раздор Ивана IV с боярами, раздел государства на земщину и опричнину, опричные козни и казни (1565–1572), ослабившие государство. …нашествие 40-тысячной крымской орды, большой и малой нагайских орд на Москву в 1571 г., сражение русских полков с новым нашествием летом 1572 г. на подходах к Москве; сражение при Молодях, под Даниловым монастырем в июле 1591 г. Победами стали те сражения.

— С. В. Бушуев, Г. Е. Миронов. История государства Российского^[228]

• Завершение образования централизованного европейского государства («Россия заняла достойное место среди крупнейших держав Европы») и предпосылки к созданию уникального — евразийского^[229][230]. «Страна достигла крупных экономических и культурных успехов»^{[228][231][232]}.
• Сохранение независимости страны. При достаточных основаниях для сопоставления масштабов Куликовской битвы с битвой при Молодях (участие 5 тысяч в первой, например, — по С. Б. Веселовскому или 60 тысяч по В. Н. Татищеву, и свыше 20 тысяч во второй — по Р. Г. Скрынникову)^[231]), последняя также имела эпохальное значение для дальнейшего развития государства: было покончено с неотвратимой опасностью регулярной опустошительной татаро-монгольской экспансии; «Цепь татарских „царств“, простиравшихся от Крыма до Сибири, была навсегда разорвана»^[231][233].
• Формирование оборонных рубежей; «…любопытная и важная черта в деятельности московского правительства в самую мрачную и тёмную пору жизни Грозного — в годы его политических неудач и внутреннего террора… — забота об укреплении южной границы государства и заселении „дикого поля“. Под давлением многих причин правительство Грозного начало ряд согласованных мер по обороне своей южной окраины…»^{[228][231][232][84][234]}.
• Вместе с сокрушительным разгромом войск Крымского ханства (см. Русско-крымские войны), с «Астраханским», — «„Казанское взятие“ (1552) открыло русским путь в низовья великой русской реки Волги и на Каспийское море»^[233]. «Среди сплошных неудач конца войны (Ливонской) сибирское взятие Ермака блеснуло подобно молнии в ночной тьме», предопределив, вместе с укреплением успеха предыдущих пунктов, перспективу для дальнейшего расширения государства по этим направлениям, с гибелью Ермака, «„под высокую царскую руку“ взяло на себя уже Московское правительство, посылавшее в Сибирь, на помощь казакам, своих воевод с „осударевыми служилыми людьми“ и с „народом“ (артиллерией)»; и что касается восточного направления экспансии, сам за себя говорит тот факт, что уже «через полвека после гибели Ермака русские вышли на берега Тихого океана»^[233][84].
• «Ливонская война Грозного была своевременным вмешательством Москвы в первостепенной важности международную борьбу за право пользования морскими путями Балтики». И даже в неудачной кампании большинство наиболее обстоятельных исследователей прослеживает позитивные факторы за тем, что в это время шла многолетняя торговля с Европой морским путём (через Нарву), и что впоследствии, через сто с лишним лет реализовал и развил как одно из основных направлений своей политики Пётр^[228][84].
• «Упразднился старый взгляд на опричнину как на бессмысленную затею полоумного тирана. В ней видят применение к крупной земельной московской аристократии того „вывода“, который московская власть обычно применяла к командующим классам покорённых земель. Вывод крупных землевладельцев с их „вотчин“ сопровождался дроблением их владений и передачей земли в условное пользование мелкого служилого люда. Этим уничтожалась старая знать и укреплялся новый социальный слой „детей боярских“, опричных слуг великого государя»^[84]. Если сравнивать с Европой этого времени: опричнина унесла за 6 лет около 5 тысяч жизней^[233], одна Варфоломеевская ночь — 30 тысяч (по разным оценкам: от 5 до 30 тысяч); В Священной Римской империи — Карл V (1520—1558) казнил десятки тысяч; в Англии: Генрих VIII (1509—1547) — десятки тысяч казнённых в политической борьбе, в числе десятков других деятелей культуры — Томас Мор, из шести своих жён король, подозревая в измене, казнил двух; Елизавета I (1568—1603) — десятки тысяч казнённых; Испания: 16 февраля 1568 года испанская инквизиция приговорила к смертной казни всех жителей Нидерландов (не говоря обо всех казненных инквизицией), в ходе подавления восстаний в Нидерландах Филиппом II (1556—1598) за два года казнено более ста тысяч, 4 ноября 1576 года при подавлении восстания в Антверпене казнено 8 тысяч, он казнил представителей десятков аристократических арагонских родов^{[235][236][237]}.
• Общее состояние культуры характеризуется подъёмом, зрелое развитие которого стало возможным только после преодоления смуты. «Набеги крымчаков и страшные пожары нанесли Москве и москвичам тяжкий урон в годы правления Иоанна IV Васильевича. Поправлялась после того Москва медленно. „Но царствование Иоанна Грозного, — по мнению И. К. Кондратьева, — было всё же одним из замечательных царствований, наложивших на Москву, а с нею и на всю Россию печать особенного величия“. Действительно, в эти годы в Москве состоялся первый Земский собор, был создан Стоглав, были покорены царства Казанское и Астраханское, присоединена Сибирь, начата торговля с англичанами (1553) (а также с Персией и Средней Азией), открыта первая типография, построены Архангельск, Кунгур и Уфа, башкиры приняты в русское подданство, учредилось Донское казачество, воздвигнут знаменитый храм Покрова в память завоевания Казанского царства, более известный под именем Василия Блаженного». Учреждено Стрелецкое войско^[228][238].

В глазах современников

Дж. Флетчер указывал на усиление бесправности простолюдинов, что негативно сказывалось на их мотивации к труду:

Я нередко видел, как они, разложа товар свой (как то: меха и т. п.), все оглядывались и смотрели на двери, как люди, которые боятся, чтоб их не настиг и не захватил какой-нибудь неприятель. Когда я спросил их, для чего они это делали, то узнал, что они сомневались, не было ли в числе посетителей кого-нибудь из царских дворян или какого сына боярского, и чтоб они не пришли со своими сообщниками и не взяли у них насильно весь товар. Вот почему народ (хотя вообще способный переносить всякие труды) предается лени и пьянству, не заботясь ни о чём более, кроме дневного пропитания. От того же происходит, что произведения, свойственные России (как было сказано выше, как то: воск, сало, кожи, лен, конопля и проч.), добываются и вывозятся за границу в количестве, гораздо меньшем против прежнего, ибо народ, будучи стеснен и лишаем всего, что приобретает, теряет всякую охоту к работе.^[239]

Оценивая итоги деятельности царя по укреплению самодержавия и искоренению ересей, немец-опричник Штаден писал:

Хотя всемогущий Бог и наказал Русскую землю так тяжело и жестоко, что никто и описать не сумеет, все же нынешний великий князь достиг того, что по всей Русской земле, по всей его державе — одна вера, один вес, одна мера! Только он один правит! Все, что ни прикажет он, — все исполняется и все, что запретит, — действительно остается под запретом. Никто ему не перечит: ни духовные, ни миряне^[240].

Историография XIX в.

Карамзин описывает Грозного как великого и мудрого государя в первую половину царствования, беспощадного тирана во вторую:

Между иными тяжкими опытами Судьбы, сверх бедствий Удельной системы, сверх ига Монголов, Россия должна была испытать и грозу самодержца-мучителя: устояла с любовию к самодержавию, ибо верила, что Бог посылает и язву и землетрясение и тиранов; не преломила железного скиптра в руках Иоанновых и двадцать четыре года сносила губителя, вооружаясь единственно молитвою и терпением (…) В смирении великодушном страдальцы умирали на лобном месте, как Греки в Термопилах за отечество, за Веру и Верность, не имея и мысли о бунте. Напрасно некоторые чужеземные историки, извиняя жестокость Иоаннову, писали о заговорах, будто бы уничтоженных ею: сии заговоры существовали единственно в смутном уме Царя, по всем свидетельствам наших летописей и бумаг государственных. Духовенство, Бояре, граждане знаменитые не вызвали бы зверя из вертепа Слободы Александровской, если бы замышляли измену, взводимую на них столь же нелепо, как и чародейство. Нет, тигр упивался кровию агнцев — и жертвы, издыхая в невинности, последним взором на бедственную землю требовали справедливости, умилительного воспоминания от современников и потомства!^[241]

С точки зрения Н. И. Костомарова, почти все достижения за время царствования Ивана Грозного приходятся на начальный период его правления, когда молодой царь ещё не был самостоятельной фигурой и находился под плотной опекой деятелей Избранной Рады^[42]. Последующий же период правления Ивана ознаменовался многочисленными внешне- и внутриполитическими провалами. Н. И. Костомаров также обращает внимание читателя на содержание «Духовного завещания», составленного Иваном Грозным около 1572 года, по которому страну предполагалось поделить между сыновьями царя на полунезависимые уделы. Историк утверждает, что этот путь привел бы к фактическому коллапсу единого государства по хорошо известной на Руси схеме^[42].

С. М. Соловьёв видел главную закономерность деятельности Грозного в переходе от «родовых» отношений к «государственным», которые завершила опричнина^[242] («… в завещании Иоанна IV удельный князь становится совершенно подданным великого князя, старшего брата, который носит уже титул царя. Это главное, основное явление — переход родовых отношений между князьями в государственные …»^[243]). (И. Н. Болтин указывал, что, как и в Западной Европе, феодальная раздробленность на Руси сменяется политическим объединением, и сравнивал Ивана IV с Людовиком XI, то же сравнение Ивана с Людовиком отмечают и у Карамзина^[244].)

В. О. Ключевский считал внутреннюю политику Ивана бесцельной: «Вопрос о государственном порядке превратился для него в вопрос о личной безопасности, и он, как не в меру испугавшийся человек, начал бить направо и налево, не разбирая друзей и врагов»; опричнина, с его точки зрения, подготовила «действительную крамолу» — Смутное время.

Историография XX в.

С. Ф. Платонов видел в деятельности Ивана Грозного укрепление русской государственности, однако осуждал его за то, что «сложное политическое дело было ещё более усложнено ненужными пытками и грубым развратом», что реформы «приняли характер общего террора»^[245].

Р. Ю. Виппер рассматривал в начале 1920-х годов Ивана Грозного как гениального организатора и творца крупнейшей державы^[246], в частности, он писал о нём: «Ивану Грозному, современнику Елизаветы Английской, Филиппа II Испанского и Вильгельма Оранского, вождя Нидерландской революции, приходится решать военные, административные и международные задачи, похожие на цели создателей новоевропейских держав, но в гораздо более трудной обстановке. Талантами дипломата и организатора он, может быть, всех их превосходит»^[247]. Жёсткие меры во внутренней политике Виппер оправдывал серьёзностью международного положения, в котором находилась Россия: «В разделении царствования Ивана Грозного на две разные эпохи заключена была вместе с тем оценка личности и деятельности Ивана Грозного: оно служило главной основой для умаления его исторической роли, для занесения его в число величайших тиранов. К сожалению, при анализе этого вопроса большинство историков сосредотачивало свое внимание на переменах во внутренней жизни Московского государства и мало считалось с международной обстановкой, в которой (оно) находилось в течение… царствования Ивана IV. Суровые критики как бы забыли, что вся вторая половина царствования Ивана Грозного проходила под знаком непрерывной войны, и притом войны наиболее тяжелой, какую когда-либо вело Великорусское государство»^[248].

В то время взгляды Виппера были отвергнуты советской наукой (в 1920—1930-е годы видевшей в Грозном угнетателя народа, подготовившего крепостное право), однако впоследствии были поддержаны в период, когда личность и деятельность Ивана Грозного получила официальное одобрение со стороны Сталина^[246]. В этот период террор Грозного оправдывался тем, что опричнина «окончательно и навсегда сломила боярство, сделала невозможной реставрацию порядков феодальной раздробленности и закрепила основы государственного строя русского национального государства»^[249]; такой подход продолжал концепцию Соловьёва—Платонова, но дополнялся идеализацией образа Ивана.

В 1940—1950-е годы Иваном Грозным много занимался академик С. Б. Веселовский, не имевший возможности из-за господствовавшей в то время позиции опубликовать основные труды при жизни; он отказался от идеализации Ивана Грозного и опричнины и ввёл в научный оборот большое число новых материалов^[250]. Корни террора Веселовский видел в конфликте монарха с администрацией (Государевым двором в целом), а не конкретно с крупными феодалами-боярами; он полагал, что на практике Иван не изменил статус боярства и общий порядок управления страной, а ограничился уничтожением конкретных действительных и мнимых оппонентов (на то, что Иван «бил не одних бояр и даже не бояр преимущественно», указывал уже Ключевский).

Первое время концепцию «государственнической» внутренней политики Ивана поддерживал и А. А. Зимин, говоря об обоснованном терроре против феодалов, предавших национальные интересы^[251]. Впоследствии Зимин принял концепцию Веселовского об отсутствии систематической борьбы с боярством; по его мнению, опричный террор губительнее всего сказался на русском крестьянстве. Зимин признавал как преступления, так и государственные заслуги Грозного:

Для России время правления Ивана Грозного осталось одной из самых мрачных полос её истории. Разгром реформационного движения, бесчинства опричнины, «новгородский поход» — вот некоторые вехи кровавого пути Грозного. Впрочем, будем справедливы. Рядом вехи другого пути — превращение России в огромную державу, включившую земли Казанского и Астраханского ханств, Западной Сибири от Ледовитого океана до Каспийского моря, реформы управления страной, упрочение международного престижа России, расширение торговых и культурных связей со странами Европы и Азии

— Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Россия времен Ивана Грозного. М., 1982. С. 151.

.

В. Б. Кобрин крайне негативно оценивает результаты опричнины:

Писцовые книги, составленные в первые десятилетия после опричнины, создают впечатление, что страна испытала опустошительное вражеское нашествие. «В пусте» лежит не только больше половины, но порой до 90 процентов земли, иногда в течение многих лет. Даже в центральном Московском уезде обрабатывалось всего около 16 процентов пашни. Часты упоминания «пашни-перелога», которая уже «кустарем поросла», «лесом-рощей поросла» и даже «лесом поросла в бревно, в кол и в жердь»: строевой лес успел вырасти на бывшей пашне. Многие помещики разорились настолько, что бросили свои поместья, откуда разбежались все крестьяне, и превратились в нищих — «волочились меж двор»^[43].

Внутренняя политика Ивана IV, после полосы неудач в ходе Ливонской войны и в результате стремления самого государя к установлению безраздельной монаршей власти, приобретает террористический характер и во вторую половину царствования отмечена учреждением опричнины (6 лет), массовыми казнями и убийствами, разгромом Новгорода и бесчинствами в других городах (Тверь, Клин, Торжок). Опричнину сопровождали тысячи жертв, и, по мнению многих историков, её результаты, вместе с результатами длительной и неудачной войны, привели государство к социально-политическому кризису^{[22][56][57][117][252]}.

Семья и дети

13 декабря 1546 года 16-летний Иван посоветовался с митрополитом Макарием о своём желании жениться. Сразу после состоявшегося в январе венчания на царство знатные сановники, окольничие и дьяки начали объезжать страну, подыскивая царю невесту. Был устроен смотр невест. Выбор царя пал на Анастасию, дочь вдовы Захарьиной. При этом Карамзин говорит, что царь руководствовался не знатностью рода, а личными достоинствами Анастасии. Венчание состоялось 13 февраля 1547 года в храме Богоматери.

Брак царя длился 13 лет, вплоть до внезапной смерти Анастасии летом 1560 года. Смерть жены сильно повлияла на 30-летнего царя, после этого события историки отмечают перелом в характере его правления^[253][254].

Через год после смерти жены^[255] царь вступил во второй брак, сочетавшись с Марией, происходившей из рода кабардинских князей.

Количество жен Ивана Грозного точно не установлено, у историков^[256] упоминаются имена семи женщин, считавшихся жёнами Ивана IV. Из них только первые четыре являются «венчанными», то есть законными с точки зрения церковного права (для четвёртого брака, запрещаемого канонами, Иваном было получено соборное решение о его допустимости). При этом согласно 50-му правилу Василия Великого даже третий брак является уже нарушением канонов: «на троебрачие нет закона; посему третий брак не составляется по закону. На таковые дела взираем как на нечистоты в Церкви, но всенародному осуждению оных не подвергаем, как лучшие нежели распутное любодеяние»^[257]. Обоснованием необходимости четвёртого брака явилась скоропостижная смерть третьей супруги царя. Иван IV клялся духовенству, что она не успела стать ему женой. Третья и четвертая жены царя также были выбраны по результатам смотра невест.

Возможным объяснением многочисленности браков, не свойственной для того времени, является предположение К. Валишевского, что Иван был большим любителем женщин, но он в то же время был и большим педантом в соблюдении религиозных обрядов и стремился обладать женщиной только как законный муж^[258]. Также есть версия, что сведения о поздних "женах" являются легендами либо чистой фальсификацией^[259].

Кроме того, страна нуждалась в адекватном наследнике.

С другой стороны, по словам Джона Горсея, знавшего его лично, «он сам хвастал тем, что растлил тысячу дев и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни» По мнению В. Б. Кобрина, это высказывание, хотя и содержит явное преувеличение, ярко характеризует развратность царя^[44]. Сам Грозный в духовной грамоте признавал за собой и «блуд» просто, и «чрезъестественные блужения» в частности^[260]:

Понеже от Адама и до сего дни всех преминух в беззакониях согрешивших, сего ради всеми ненавидим есмь, Каиново убийство прешед, Ламеху уподобихся, первому убийце, Исаву последовах скверным невоздержанием, Рувиму уподобихся, осквернившему отче ложе, несытства и иным многим яростию и гневом невоздержания. И понеже быти уму зря бога и царя страстем, аз разумом растленен бых, и скотен умом и проразумеванием, понеже убо самую главу оскверних желанием и мыслию неподобных дел, уста разсуждением убийства, и блуда, и всякаго злаго делания, язык срамословия, и сквернословия, и гнева, и ярости, и невоздержания всякаго неподобнаго дела, выя и перси гордости и чаяния высокоглаголиваго разума, руце осязания неподобных, и грабления несытно, и продерзания, и убийства внутрення, ея же помыслы всякими скверными и неподобными оскверних, объядении и пиянствы, чресла чрезъестественная блужения, и неподобнаго воздержания и опоясания на всяко дело зло, нозе течением быстрейших ко всякому делу злу, и сквернодеяниа, и убивства, и граблением несытнаго богатства, и иных неподобных глумлений.(Духовная грамота Ивана Грозного, июнь-август 1572)

Захоронения четырёх, законных для церкви, жён Ивана Грозного находились до 1929 года в Вознесенском монастыре, традиционном месте погребения великих княгинь и русских цариц: «Рядом с матерью Грозного четыре его супруги»^[262].

Дети

Сыновья

• Дмитрий Иванович (1552—1553), наследник отца во время смертельной болезни в 1553; в том же году младенца случайно выронила кормилица во время погрузки на корабль, он упал в реку и утонул.
• Иван Иванович (1554—1581), по одной из версий, погиб во время ссоры с отцом, по другой версии^[263], умер в результате болезни 19 ноября^[264][265]. Женат трижды, потомства не оставил.
• Фёдор I Иоаннович, (1557—1598), детей мужского пола нет. По рождению сына Иван Грозный повелел построить церковь в Феодоровском монастыре города Переславля-Залесского. Этот храм в честь Феодора Стратилата стал главным собором монастыря и сохранился до настоящего времени.
• Василий (Сын от Марии Кученей) — умер во младенчестве.
• Царевич Дмитрий, (1582—1591),погиб в детстве (по одной версии зарезал себя в припадке эпилепсии, по другой — его убили люди Бориса Годунова).

Дочери

• Анна (старшая дочь от Анастасии) — умерла, не дожив до года.
• Мария (вторая дочь от Анастасии) — умерла, не дожив до года.
• Евдокия (третья дочь от Анастасии) — умерла на 3 году жизни.

Личность Ивана Грозного

Культурная деятельность

Иван IV был одним из самых образованных людей своего времени^[266], обладал феноменальной памятью^[267], богословской эрудицией.

По утверждению историка С. М. Соловьёва,

ни один государь нашей древней истории не отличался такою охотою и таким уменьем поговорить, поспорить, устно или письменно, на площади народной, на церковном соборе, с отъехавшим боярином или с послами иностранными, отчего получил прозвание в словесной премудрости ритора.^[268]

Он автор многочисленных посланий (в том числе к Курбскому, Елизавете I, Стефану Баторию, Юхану III, Василию Грязному, Яну Ходкевичу, Яну Роките, князю Полубенскому, в Кирилло-Белозерский монастырь), стихир на Сретение Владимирской иконы Божией Матери, на преставление Петра митрополита Московского и всея Руси, канона Архангелу Михаилу (под псевдонимом Парфений Уродивый)^[269]. В 1551 году, по приказу царя, Московский собор обязал духовных лиц организовывать во всех городах школы для детей на «учение грамоте, и на учение книжного письма и церковного петия псалтырного». Этот же собор утвердил повсеместное употребление многоголосного пения. По инициативе Ивана Грозного, в Александровой слободе было создано нечто наподобие консерватории, где работали лучшие музыкальные мастера, такие как Фёдор Крестьянин (Христианин), Иван Юрьев-Нос, братья Потаповы, Третьяк Зверинцев, Савлук Михайлов, Иван Каломнитин, крестовый дьяк Андреев.^[270] Иван IV был хорошим оратором^[266].

По распоряжению царя создан уникальный памятник литературы — Лицевой летописный свод. В настоящее время Лицевой летописный свод издаётся в благотворительных и просветительских целях «Обществом Любителей Древней Письменности»^[271]

Основав Печатный двор, царь способствовал организации книгопечатания в Москве и строительству храма Василия Блаженного на Красной площади. По свидетельству современников, Иван IV был «муж чюдного разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело»^[272]. Он любил ездить по монастырям^[273], интересовался описанием жизни великих царей прошлого. Предполагается, что Иван унаследовал от бабки Софьи Палеолог ценнейшую библиотеку морейских деспотов, в которую входили древние греческие рукописи^[274]; что он с ней сделал, неизвестно: по одним версиям, библиотека Ивана Грозного погибла в одном из московских пожаров, по другим — была спрятана царем. В XX веке предпринимавшиеся отдельными энтузиастами поиски якобы скрытой в подземельях Москвы библиотеки Ивана Грозного стали сюжетом, постоянно привлекающим к себе внимание журналистов.

См. также: Сочинения Ивана Грозного.

Царь Иван и церковь

Сближение с Западом при Иоанне IV не могло остаться без того, чтоб приезжавшие в Россию иностранцы не беседовали с русскими и не вносили господствовавшего тогда на западе духа религиозных умствований и прений^[275].

Осенью 1553 года открылся собор по делу Матвея Башкина и его сообщников. Еретикам было предъявлен ряд обвинений: отрицание святой соборной апостольской церкви, отвержение поклонения иконам, отрицания силы покаяния, пренебрежительное отношение к постановления вселенских соборов и пр^[276]. Летопись сообщает: «И царь и митрополит велели его, изымав, истязати о сих; он же христиана себя исповеда, скры в собе вражию прелесть, сатанино еретичество, мняше бо безумьный от Всевидящего Ока укрытися»^[277].

Наиболее значимы отношения царя с митрополитом Макарием и его реформами, митрополитом Филиппом, протопопом Сильвестром, а также соборы, состоявшиеся в то время, — они нашли свое отражение в деятельности Стоглавого собора.

Одним из проявлений глубокой религиозности Ивана IV были его значительные по размеру вклады в различные монастыри. Многочисленные пожертвования на помин душ людей, убитых по указу самого государя (см. синодик опальных), не имеют аналогов не только в российской, но и в европейской истории^[278].

Вопрос о канонизации

В конце XX века часть церковных и околоцерковных кругов обсуждала вопрос о канонизации Грозного. Эта идея встретила категорическое осуждение церковного священноначалия и патриарха, указавших на историческую несостоятельность реабилитации Грозного, на его преступления перед церковью (убийства святых), а также отвергших утверждения о его народном почитании.

Характер царя по отзывам современников

Иван рос в обстановке дворцовых переворотов, борьбы за власть враждующих между собой боярских родов Шуйских и Бельских. Поэтому сложилось мнение, что убийства, интриги и насилия, окружавшие его, способствовали развитию в нём подозрительности, мстительности и жестокости. С. Соловьёв анализируя влияние нравов эпохи на характер Ивана IV отмечает, что он «не сознал нравственных, духовных средств для установления правды и наряда или, что ещё хуже, сознавши, забыл о них; вместо целения он усилил болезнь, приучил ещё более к пыткам, кострам и плахам»^[279].

Однако в эпоху Избранной Рады царя характеризовали восторженно. Один из современников пишет о 30-летнем Грозном: «Обычай Иоаннов есть соблюдать себя чистым пред Богом. И в храме, и в молитве уединенной, и в совете боярском, и среди народа у него одно чувство: „Да властвую, как Всевышний указал властвовать своим истинным Помазанникам!“ Суд нелицеприятный, безопасность каждого и общая, целость порученных ему государств, торжество веры, свобода христиан есть всегдашняя дума его. Обремененный делами, он не знает иных утех, кроме совести мирной, кроме удовольствия исполнять свою обязанность; не хочет обыкновенных прохлад царских… Ласковый к вельможам и народу — любя, награждая всех по достоинству — щедростию искореняя бедность, а зло — примером добра, сей Богом урождённый Царь желает в день Страшного суда услышать глас милости: „Ты еси Царь правды!“»^[280].

«Он так склонен к гневу, что, находясь в нём, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие; в таком состоянии он бесится также и на встречных. — Пишет посол Даниил Принц из Бухова. — Жестокость, которую он часто совершает на своих, имеет ли начало в природе его, или в низости (malitia) подданных, я не могу сказать. <…> Когда он за столом, то по его правую руку садится старший сын. Сам он грубых нравов; ибо он опирается локтями на стол, и так как не употребляет никаких тарелок, то ест пищу, взяв её руками, а иногда недоеденное кладет опять назад в чашку (in patinam). Прежде чем пить или есть что-нибудь из предложенного, он обыкновенно знаменует себя большим крестом и взирает на повешенные образа Девы Марии и Святого Николая»^[281].

Князь Катырев-Ростовский дает Грозному следующую знаменитую характеристику:

Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп <длинный и загнутый>; возрастом <ростом> велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широкы, мышцы толсты, муж чюдного разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, ко ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен. На рабы своя, от бога данныя ему, жестокосерд вельми, и на пролитие крови на убиение дерзостен и неумолим; множество народу от мала и до велика при царстве своем погуби, и многие грады своя поплени, и многие святительские чины заточи и смертию немилостивою погуби, и иная многая содея над рабы своими, жен и девиц блудом оскверни. Той же царь Иван многая благая сотвори, воинство велми любяща и требующая ими от сокровища своего неоскудно подаваше. Таков бо бе царь Иван.

— Н. В. Водовозов. История древнерусской литературы^[282]

Историк Соловьёв считает, что рассматривать личность и характер царя необходимо в контексте его окружения в молодости:

Не произнесет историк слово оправдания такому человеку; он может произнести только слово сожаления, если, вглядываясь внимательно в страшный образ, под мрачными чертами мучителя подмечает скорбные черты жертвы; ибо и здесь, как везде, историк обязан указать на связь явлений: своекорыстием, презрением общего блага, презрением жизни и чести ближнего сеяли Шуйские с товарищами — вырос Грозный.

— Соловьёв С. М. История России с древнейших времен.^[283]

Внешность

Свидетельства современников о внешности Ивана Грозного весьма скудны.^[284] Все имеющиеся его портреты, по мнению К. Валишевского, имеют сомнительную подлинность. По отзывам современников, он был сухощав, имел высокий рост и хорошее телосложение. Глаза Ивана были голубые с проницательным взглядом, хотя во второй половине его царствования отмечают уже мрачное и угрюмое лицо. Царь брил голову, носил большие усы и густую рыжеватую бороду, которая сильно поседела к концу его царствования.^[285]

Венецианский посол Марко Фоскарино в «Донесении о Московии» пишет о внешности 27-летнего Ивана Васильевича: «Красив собою».

Германский посол Даниил Принц, дважды бывавший в Москве у Ивана Грозного, описывал 46-летнего царя: «Он очень высокого роста. Тело имеет полное силы и довольно крепкое, большие узкие глаза, которые все наблюдают самым тщательным образом. Челюсть выдающаяся вперед, мужественная. Борода у него рыжая, с небольшим оттенком черноты, довольно длинная и густая, вьющаяся, но волосы на голове, как большая часть русских, бреет бритвой. В руке посох с тяжелым набалдашником, символизирущий крупость государственной власти на Руси и великое мужское достоинство самого Царя».

В 1963 году в Архангельском соборе Московского Кремля была вскрыта гробница Ивана Грозного. Царь был похоронен в облачении схимонаха. По останкам установлено, что рост Ивана Грозного был около 179—180 сантиметров. В последние годы жизни его вес составлял 85—90 кг. Советский учёный М. М. Герасимов использовал разработанную им методику для восстановления внешности Ивана Грозного по сохранившемуся черепу и скелету^[286]. По результатам исследования можно сказать, что «к 54 годам царь был уже стариком, лицо его было покрыто глубокими морщинами, под глазами — огромные мешки. Ясно выраженная асимметрия (левый глаз, ключица и лопатка были значительно больше правых), тяжелый нос потомка Палеологов, брезгливо-чувственный рот придавали ему малопривлекательный вид».^[287]

Иван Грозный в массовой культуре

Кинематограф и театр

• Смерть Иоанна Грозного (1909) — фильм, актёр А.Славин
• Песнь про купца Калашникова (1909) — актёр Иван Потемкин
• Царь Иван Васильевич Грозный (1915) — актёр Фёдор Шаляпин
• Кабинет восковых фигур / Das Wachsfigurenkabinett (1924) — Конрад Фейдт
• Крылья холопа (1924) — Леонид Леонидов
• Первопечатник Иван Фёдоров (1941) — Павел Шпрингфельд
• Иван Грозный (1944) — Николай Черкасов
• Иван Грозный (1943) — пьеса в двух частях Алексея Толстого.
• Царская невеста (1965) — Петр Глебов
• Иван Васильевич меняет профессию (1973) — Юрий Яковлев
• Царь Иван Грозный (1991) — Кахи Кавсадзе
• Кремлёвские тайны шестнадцатого века (1991) — Алексей Жарков
• Откровение Иоанна Первопечатника (1991) — Иннокентий Смоктуновский
• Гроза над Русью (1992) — Олег Борисов
• Ермак (1996) — Евгений Евстигнеев
• Чудеса в Решетове (2004) — Иван Гордиенко
• Царь (2009)^[288] — Пётр Мамонов
• Иван Грозный (телесериал 2009 года)^[289] — Александр Демидов
• Ночь в музее 2 (2009) — Кристофер Гест

Компьютерные игры

• В Age of Empires III Иван Грозный представлен как лидер цивилизации Русских

• В Ночь в музее 2 Иван Грозный представлен как один из четырёх главных злодеев, наряду с Аль Капоне, Камунра и Наполеоном

Музыка

• Песня «Грозный царь» Жанны Бичевской
• Песня «Иван Грозный убивает сына Ивана» Александра Городницкого

Филателия

См. также

Примечания